Библейские образы

Мудрость Шломо обеспечила еврейскому государству долгие годы мира, что позволило царю осуществить великое дело — построить Храм, благодаря чему Шломо стал почти мифологической фигурой. Однако, говоря о величии этого царя, нельзя не отметить его невольное отступничество от одной из самых важных заповедей Торы. В Священном Писании говорится, что жены Шломо «склонили сердце его к другим божествам» (Млахим I, 11–4). Но и здесь, как представляется, не чувственность и не податливость в отношениях с женщинами побудили царя уступить требованиям его иноземных жен. Сыграло роль другое: Шломо был слишком умен, чтобы придавать серьезное значение идолопоклонтву своих жен, считая это пустяком. Сам он по-прежнему чтил Единого Б-га, о чем свидетельствует молитва Шломо, приведенная в книге Млахим I, 8:15–53. Эта молитва — своего рода интеллектуальный трактат, в котором сделана попытка определить отношения между Всевышним и Иерусалимским Храмом. Для человека, столь глубоко верующего и мудрого, каким был Шломо, языческие культуры представлялись чем-то наподобие детских игр и, не придавая им значения, он позволял своим женам играть в привычные для них игры и совершать не имеющие для него никакого смысла церемонии. В этом смысле жены действительно отклонили его сердце от пути истинного: разумеется, он не поддался соблазнам и искушениям их культов, но ошибка его заключалась в том, что он недооценил влияния этих культов на других людей.

То же можно сказать и о его внутренней политике: Шломо недооценил реакцию народа, «маленького человека» на свои тщательно разработанные и далеко идущие планы, не видел в них недочетов, которые вызывали недовольство подданных. А между тем росло нежелание масс платить непомерно высокие налоги, и что еще хуже — все шире распространялись в народе иноземные культы, подрывая национальные традиции.

Таким образом, неудачи Шломо оказались следствием его величия, его широкого взгляда на вещи и его неспособности оценить значение мелкого и тривиального. Он не смог предвидеть последствий своего снисходительного отношения к языческим элементам в религиозном ритуале, недооценив их привлекательность для простонародья. Мудрец, меривший мир по своей мерке, не мог представить себе, что его царствование породит мелких заговорщиков, которые смогут разрушить то, что он создал.

19 Элиша Млахим I 19:19–2; Млахим II, гл. 2–8 и 13:14–21 ПРОРОК-ПРАГМАТИК

Элиша и его учитель Элияу представляют собой пару ученик-учитель, подобную — как в историческом плане, так и в свете религиозной деятельности — паре Йеошуа и Моше. Комментаторы сравнивают Элияу с Моше, отмечая, что оба они получили откровение на горе Синай и оба были людьми до некоторой степени «не от мира сего», в связи с чем обоим пришлось предоставить реализацию своих идей более практичным их ученикам.

У горы Синай было Элияу видение, сопровождавшееся огнем, бурей, а также тем, что загадочно названо «голос тонкой тишины». Все эти явления завершились, так сказать, освобождением Элияу от его обязанностей: свыше ему было указано назначить себе преемника. По мнению мудрецов, смысл «отставки» Элияу заключался в том, что его место было на небесах, куда он и был призван, а его преемник должен был быть более «земным» человеком, который завершил бы дела Элияу в мире людей. После видения у горы Синай Элияу понимал, что не сможет выполнить свою миссию до конца, и не стремился к этому. Подобно Моше, он предоставил эту задачу своему ученику — Элише, который больше подходил для земных дел, в частности для установления новой династии правителей Израильского царства[18].

Танах рисует Элияу как человека, который всегда держался особняком, сурового в своих суждениях о людях и их поступках. Элияу явно не подходил для роли главы пророков и не мог воспитать себе преемника. Причем не из-за каких-либо своих недостатков, — просто он не был создан для действий малого масштаба.

Поэтому естественно, что преемник Элияу должен был отличаться от него: это должен был быть человек совершенно иного типа. Выбор Элияу пал на Элишу — простого землепашца, который до встречи с Элияу мог, подобно Амосу, сказать о себе, что он не пророк и не сын пророка. И эта роль была возложена на него без предварительной подготовки и обучения.