В религии Яхве эта идея не встречала трудностей, пока имелось в виду воздаяние в отношении коллектива, будь то отдельная родовая группа или народ (Израиль) в целом. Яхве обещал «избранному народу» процветание, если тот будет блюсти условия «завета» — договора с богом, и суровое наказание в случае неверности (Втор. 28:15–68). В Книгах Судей и Царств успехи или неудачи израильтян ставятся в прямую зависимость от верности Яхве. Естественно, что при таком «массовом» подходе невинные нередко страдали наряду с виноватыми, но они были членами одного виновного коллектива, и потому страдания невинных не вызывали сомнений в справедливости и правосудии Яхве.
Таким образом, пока теодицея должна была оправдывать Яхве в его отношении к Израилю в целом как к народу, она могла казаться достаточно убедительной. Израиль творил и творит беззакония, а бог правосуден, и он карает свой народ за грехи. Пока тот грешит, Яхве может даже отдать его под власть иноземцев, даже часть его истребить руками язычников, поклоняющихся другим богам. Но когда Израиль раскается и вернется к своему богу, тогда и Яхве переменит гнев на милость. Израиль будет спасен и восстановлен в славе и величии. Может быть, бог совершит это в ближайшем будущем, а может быть, ныне живущие умрут, так и не дождавшись спасения. Но будет жив народ-Израиль, и, следовательно, воздаяние будет опять-таки прижизненным и на земле.
Шло время, и Древний Израиль из совокупности племен и родов, связанных родовыми традициями, все более превращался в совокупность отдельных личностей, отдельных малых семей, уже не связанных древними понятиями о родовой общности и коллективной ответственности как перед людьми, так и перед богами. Отдельный иудей, современник Иеремии, считал себя уже лично отвечающим за свои поступки и не отвечающим за поступки других, в том числе даже своих сородичей и родственников. И постепенно должно было перестать казаться справедливым понятие о коллективной ответственности перед богом одних за грехи других, всего народа — за грехи какой-то его части, отдельной личности — за грехи народа, даже за грехи своих ближайших родственников: дети не должны отвечать за грехи отцов и отцы — за грехи детей.
Иеремия был, может быть, первым из древнееврейских пророков, который счел себя обязанным ответить на эти новые запросы, возникшие в общественном сознании, запросы, в которых, в сущности, заключалось обвинение Яхве в несправедливости по отношению к людям. Ему, судя по его же словам, не раз приходилось слышать в ответ на его упреки о бесчисленных изменах Израиля своему богу в далеком прошлом вопрос: «А справедливо ли со стороны Яхве мстить за древние обиды? Предки грешили, — почему должны страдать их далекие потомки?» И Иеремия решился на смелый шаг: от имени Яхве он заверил, что в будущие дни Яхве заключит со своим народом новый завет. «В те дни уже не будут говорить: «отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина», но каждый будет умирать за свое собственное беззаконие; кто будет есть кислый виноград, у того на зубах и оскомина будет» (31:29–30). Видимо, не раз пророк слышал эту поговорку от своих слушателей, если он процитировал ее в своем пророчестве. Но и это вряд ли могло их успокоить. Потому что уверению пророка, что только у того, кто ест кислый виноград (т. е. ведет себя нечестиво), обязательно заболят зубы (т. е. он потерпит наказание от Яхве), решительно противоречила действительность: страдали как раз чаще всего невинные и праведные, а не «беззаконники». И это, конечно, сознавал и сам Иеремия и не мог понять, как увязать это противоречие с понятием о правосудии бога. Он даже решился задать этот вопрос богу, правда, в самой смиренной форме: «Праведен будешь ты, Яхве, если я стану судиться с тобою, и однако же буду говорить с тобою о правосудии: почему путь нечестивых благоуспешен, и все вероломные благоденствуют?» Вопрос этот, конечно, был риторическим, ответа на него у Яхве, а значит, и у пророка не нашлось и не могло найтись. И Иеремия заканчивает свое обращение к Яхве настоятельной просьбой: пусть все-таки бог накажет этих нечестивых и вероломных людей: «Отдели их, как овец на заклание, и приготовь их на день убиения» (12:1–3).
В Библии следом за Книгой Иеремии помещено небольшое произведение под названием «Плач Иеремии». Однако в самом тексте этой книги нет указания на то, что она была сочинена именно Иеремией, а критический анализ свидетельствует о ее более позднем происхождении. В нее входят пять элегий, в которых оплакиваются бедствия, постигшие Иерусалим и Иудею в связи с вавилонским завоеванием. Скорее всего, это произведения разных авторов периода плена и даже послепленного.
Современником Иеремии был, видимо, еще один пророк, чьи оракулы представлены в Библии в одной из самых маленьких пророческих книг — Книге пророка Аввакума. Книга начинается словами: «Пророческое видение, которое видел пророк Аввакум».