Библейские вольнодумцы

Мало кто из тех, кто занимался в древности или в Новое время исследованием Книги Иова, не сделал попытки проникнуть "в душу ее автора", разгадать, каково все же было отношение Иова и автора поэмы к богу, что в нем преобладало: чувство любви или ненависти, пиетет или пренебрежение, страх или безразличие. И эти попытки приводили к выводам в ряде случаев прямо противоположным. Приведем лишь несколько примеров из работ современных авторов. "У Иова, — писал С. Террьен, — исчезает вера в Бога любви, — отсюда мучения его души"[53]. С Тёррьеном согласен Линдстром: "Иов знает Бога только как Бога ненависти, как своего врага. Иов увидел в боге имморального Бога (immoral God), причину всего зла на земле и отвечающего за это зло"[54] Несколько по-иному рассматривает эту проблему М. Ястров: "Для авторов первоначальной Книги Иова тот факт, что в мире злодейство занимает место справедливости, — это серьезная проблема жизни, так как она включает в себя возможность, что во главе Вселенной стоит слепой и жестокий рок вместо любящего Отца человечества. Автор исследовал небеса и обнаружил, что трон милосердия пустует (the questionner scans the heavens and finds the supposed throm of mercy without an occupant), и это открытие глубоко ранило взволнованную душу автора"[55]. Этим ученым решительно возразил известный библеист Хёльшер. "Мы не поймем поэта, — пишет Хёльшер, — если не признаем, что Иову было дано найти Бога… не как гневного демона, и не только как Бога могучего и справедливого… но как Бога любви и веры"[56].

Уже те древние ортодоксальные богословы, которые первыми сочли нужным "исправить" сочинение вольнодумного автора и, в частности, вставили в первоначальный текст речи выдуманного ими персонажа Элиу, устами этого оратора предъявили Иову весьма серьезное обвинение:

Ибо он говорит: "Нет пользы мужу,
Если любит Бога, и Бог его любит" (34:9)[57]

.

Это обвинение, очевидно, было направлено в другую цель — в автора поэмы. Автор Книги Иова, конечно, знал строгое предписание Торы: "…люби Яхве, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всеми силами твоими" (Втор. 6:5). И он, автор, дал на это свой ответ: не за что любить такого бога! У человека нет никаких оснований верить в любовь к нему бога, такую любовь, которая приносит благо, пользу хотя бы тому, кто сам любит бога. Потому что каждому человеку приходится испытывать страдания, страдания же, как и всякое зло, человек приемлет от бога (2:10). Но разве мыслимо, чтобы бог, любя человека, причинял ему боль?

Может быть, самому автору пришлось слышать от защитников Бога и такое объяснение страданий человека, одна из формулировок которого нам известна из книги Притчей: "Наказания Яхве, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; ибо кого любит Яхве, того наказывает и благоволит к тому" (Притч. 3: 11–12. Ср.: Иов. 5:17 и след.). Однако нигде в поэме ни Иов, ни его друзья-оппоненты не высказывают предположения, что страдания Иова свидетельствуют о какой-то особенной любви к нему бога. Трезвому аналитическому уму поэта-философа эта мысль, вероятно, казалась тем, чем она и была на самом деле, — настолько противоречащей здравому смыслу и логике, что ее не стоило и обсуждать в серьезной философской дискуссии.

Наконец, не исключено, что автор поэмы об Иове мог от кого-нибудь из своих современников услышать нечто подобное тому, чему учил живший несколько позже (в III в. до н. э.) ученый книжник, иудей, известный под греческим именем Антигона из Сохо: "Не будьте, как рабы, которые служат господину за вознаграждение, будьте как рабы, которые служат без вознаграждения" (Абот. 1:3). Но похоже на то, что ни Иов, ни автор поэмы не представляли себе возможность такой любви к богу, любви раба к жестокому господину, который не только не любит своего невольника, но еще и причиняет ему страдания.