Библия. Биография книги

Хотя Бернара Клервоского сложно назвать милосердным человеком, его экзегеза и духовность основывались на любви Божьей. Самая знаменитая из его работ — толкование Песни Песней, восемьдесят шесть проповедей, адресованных монахам Клерво между 1135 и 1153 г., которые ознаменовали собой расцвет «Божественного чтения»[405]. «Не рассудок движет мною, а желание», — настаивал он[406]. В своей ипостаси Логоса Бог снизошёл до нас, дабы мы могли подняться до Божества. В Песне Песней Бог показывает нам, что это восхождение имеет три этапа. В восклицании невесты: «Царь ввёл меня в чертоги свои», — «чертоги» символизируют различные уровни понимания Писания. Упоминаются три «чертога»: сад, кладовая и спальня. «Пусть сад представляет простой, неприкрашенный смысл Писания, — предлагал Бернар, — кладовая — его нравственный смысл, а спальня — тайну божественного созерцания»[407]. Поначалу мы читаем Библию как рассказ о сотворении мира и об искуплении человеческих грехов, но затем мы должны пройти в кладовые, постигая её нравственный смысл, который учит нас, как изменить наше поведение. В «кладовых» душа облагораживается привычкой к милосердию. Она становится «приятной и умеренной» по отношению к другим, «ревностное усердие к любви» ведёт её «к забвению себя и равнодушию к своекорыстию»[408]. Когда невеста ищет своего жениха «ночью» в своей спальне, этим она показывает нам важность скромности. Лучше избегать показного благочестия и молиться в одиночестве своей кельи, ведь «если мы молимся при других людях, их похвала может лишить нашу молитву… её действия»[409]. Не следует ожидать внезапного озарения, но путём привычки к милосердию монахи добьются устойчивого, скромного и постепенного совершенствования.

Наконец, душе будет позволено войти в «спальню» жениха и сподобиться лицезрения Бога, хотя Бернар признавался, что сам он испытывал лишь краткие отблески этого последнего состояния. Песню Песней невозможно постичь разумом. Её значение — «тайна», сокрытая в тексте[410] — ошеломляющая трансцендентная реальность, не поддающаяся осмыслению в рамках наших обычных представлений[411]. В отличие от рационалистов, Бернар постоянно цитирует Писание: его комментарий на Песнь Песней содержит 5526 цитат из Библии, от Бытия до Откровения[412]. Он не рассматривает Библию как сложную научную задачу, стоящую перед исследователем, считая изучение Священного Писания личной, духовной дисциплиной. «Сегодня читаем мы в книге опыта, — говорил он своим монахам. — Оборотитесь на себя самих, и всякий да напряжёт сознание своё к тому, чему предстоит быть сказанным»[413].

В тринадцатом веке монахам молодого Ордена проповедников, основанного испанцем Домиником де Гусманом (1170–1221), удалось соединить старинное «Божественное чтение» с рационализмом соборных школ. Доминиканцы были интеллектуальными наследниками и философов, и учёных из аббатства Сен-Виктор[414]. Они не отказывались от духовной экзегезы, но уделяли более пристальное внимание буквальному значению библейских текстов и были последовательными учёными, чьей целью было применить философию Аристотеля к христианству. Отцы церкви сравнивали аллегорию с «душой» или «духом» Писания, но для Аристотеля душа неотделима от тела: ведь она определяет наше физическое развитие и полагается на свидетельства наших чувств. Итак, для доминиканцев «дух» Писания не был скрыт за текстом, его можно было найти в буквальном и историческом значении.

В своём труде «Summa Theologica» («Сумма теологии») Фома Аквинский (1225–1247) примирил старый духовный метод толкования с популярной философией. По Аристотелю, Бог был «Первопричиной», привёдшей в движение всю Вселенную; Фома развил эту идею, указывая, что Бог был также «первым автором» Библии. Люди, создававшие Писание, сделавшие божественное Слово земной реальностью, были лишь орудиями Бога. Господь также привёл в движение и их, но именно они целиком отвечали за стиль и литературную форму текста. Толкователю не следует пренебрегать простым смыслом Писания, так как он может понять многое в божественном послании, изучая работу этих писателей последовательными и научными методами. Подобно рационалистам двенадцатого века, схоласты, как стали называть этих преподавателей, были твёрдо убеждены, что их разум способен отделить богословские спекуляции от экзегезы. Но сам Фома Аквинский придерживался более консервативных взглядов. Бог был иным, нежели авторы-люди, которые способны лишь передать в словах. Бог обладал властью выстроить исторические события так, чтобы явить истину о спасении. Буквальный смысл Ветхого Завета может быть обнаружен в словах, использованных авторами-людьми, но его духовное значение можно увидеть в событиях книги Исхода или в обычае пасхального агнца, которого Бог сделал прообразом искупительной жертвы Христа.