Библия: что было «на самом деле»?

Скептик (С.): Библия есть прежде всего памятник истории и культуры, так что ее вполне можно и нужно изучать методами современной науки.

Р.: Но так вы упустите самое главное в ней – Божественное Откровение!

С.: Прежде чем рассуждать, есть ли там вообще какое-то откровение, ее неплохо бы прочитать. Вы же не станете подменять своими общими словами грамматику древнееврейского и древнегреческого языков? Или археологические находки?

Р.: Сами по себе слова или камни еще ничего не значат, они, как уверяют и филологи, и археологи, обретают смысл только в контексте, в системе. Наше вероучение и дает такой контекст.

С.: Контекстов может быть много, как и самих вер, и вы, верующие, разделены между собой не в меньшей мере, чем с неверующими.

Р.: И тем не менее в главном мы обычно соглашаемся. Например, что Библия есть Священное Писание, открывающее людям истину о Боге и спасении в вечности.

С.: Хорошо, я ничуть не спорю с вашей верой. Просто мне она не нужна, я изучаю этот текст с объективной точки зрения.

Р.: Никаких объективных точек зрения не бывает, все мы субъективны. Кстати, никакого «безверия» тоже не существует: одни верят в то, что Бог есть, а другие – что его нет. Но наука одинаково неспособна подтвердить ни то, ни другое утверждение.

С.: Мы хотя бы стремимся к объективности, а вы с самого начала от нее отказываетесь.

Р.: Зато мы остаемся с истиной!

С.: А мы – с научными данными.

Р.: И что это такое – ваша наука?

C.: Я мог бы отвечать на этот вопрос долго и подробно, но оглянитесь вокруг себя: техника и медицина, которыми вы пользуетесь, созданы на основании научных открытий. А зачем нужна эта ваша вера?

Р.: Она дает нам жизнь вечную!

С.: Звучит заманчиво, но недоказуемо. А что это вообще такое – ваша вера, ваше предание, ваши традиции?

Р.: Это многовековой опыт, подтвержденный на примере множества святых.

С.: Костры инквизиции, мракобесие, фанатизм!

Р.: Да, и в церкви порой встречались недостойные люди. Как и среди ученых, между прочим! На всякого инквизитора найдется свой доктор Менгеле.

С.: Но в науке есть свой научный метод, свои объективные критерии оценки, которые не зависят от личных недостатков.

Р.: А в церкви есть Бог. Это важнее.

С.: Во всяком случае, научному анализу религиозность только мешает!

Р.: Что вы! Множество ученых всех времен и народов были глубоко верующими людьми.

С.: Это, конечно, их большой недостаток, мешавший объективному анализу.

Р.: Кстати, библеистика возникла и развивалась, за редким исключением, именно среди верующих людей, потому что они видели в Библии Писание и стремились его изучить и лучше понять.

С.: Но ведь для ученого вера, по сути, путы на ногах, они не дают шагать вперед…

Р.: Да нет же, это крылья за спиной!

С.: Скажите, вы фундаменталист?

Р.: Ну вот зачем сразу обзываться?

С.: Да при чем же тут обзывалки? Похоже, вы воспринимаете библейский текст буквально, строго следуете собственной традиции. Разве это не называется фундаментализмом?

Р.: Нет, это здоровый консерватизм. Так его воспринимает всякий верующий.

С.: А вот я слышал, что это не одно и то же.

Р.: И в чем же разница?

С.: Понимаете, консерватор – тот, кто не торопится принять что-то новое без достаточных на то оснований. А вот фундаменталист упирается в старое и без конца его повторяет. Еще точнее, он реконструирует воображаемое прошлое, в этом смысле он радикал похлеще любого реформатора.

Р.: Слушайте, но вы ведь тоже не изобретаете каждый день новый алфавит и новую таблицу умножения. Значит, и вы фундаменталист? Если оно работает, не надо его трогать.

С.: Но если вы хотите заниматься библеистикой как наукой, откажитесь от религиозности. Наука не оперирует такими понятиями, как «чудо».

Р.: Да, видимо, придется отказаться от некоторых так называемых достижений этой вашей науки, которая построена на атеизме и позитивизме…

С.: Она построена на научном методе. А для него это все лишнее.

Р.: И тем не менее наши церковные ученые не раз доказывали с его помощью истинность церковного предания.

С.: Должен вас огорчить: они просто пользовались научной терминологией для пропаганды собственной веры. Ну вроде как марксистско-ленинская идеология называла себя «научным коммунизмом», не будучи по своей сути никакой наукой.

Р.: Зачем бы это было нужно церковным ученым?

С.: Наука пользуется авторитетом, поэтому под нее часто маскируется то, что наукой вовсе не является. Поэтому нетрудно подобрать из всего множества фактов те, которые укладываются в заранее заданные параметры, пересказать их наукообразным языком и сказать: «Смотрите, наука доказала, что Карл Маркс с Владимиром Лениным или, допустим, Иоанн Златоуст с Василием Великим всегда и во всем были правы».

Р.: Но если наука действительно подтверждает то, во что всегда верили христиане, вы станете отрицать ее правоту и в этом случае?

С.: Нет, я скажу, что в традиционной вере есть и рациональный элемент, иначе она бы никого не привлекала. Но если вы хотите быть ученым – откажитесь от веры.