Библия: что было «на самом деле»?

Об изменчивости и конкурентной борьбе в Книге Бытия действительно ничего не сказано. Но там вообще вся история возникновения Вселенной описана без подробностей. И все же некоторые принципы, на которых она основана, там видны ясно.

Например, постепенное усложнение. Мир не возникает сразу в готовом виде, сперва появляются некие «базовые оппозиции», основные части будущего мира: свет и тьма (первый день), небесный и поднебесный мир (второй), суша и моря (третий) – и только в четвертый день на небе появляются светила. Казалось бы, намного логичнее было сначала рассказать об их сотворении, чтобы они, Солнце и Луна, и стали источниками света. Но повествователь идет другим путем. Почему?

Человек, искушенный в теории Большого взрыва, с готовностью расскажет нам, что фотоны появились во Вселенной намного раньше звезд и планет, но дело даже не в этом. Свет – некая базовая, общая категория. Сначала он просто возникает, и лишь потом мир, в котором есть свет, упорядочивается с помощью этих самых светил: «светила на тверди небесной для освещения земли и для отделения дня от ночи, и для знамений, и времен, и дней, и годов» (Быт. 1:14, Син. пер.). То есть сначала идет нечто общее, неорганизованное, и лишь затем оно обретает привычные нам формы.

Далее, первая глава Бытия ясно повествует, что сотворенный мир сам начинает все активнее участвовать в процессе творения. Вчитаемся: «И произвела земля зелень, траву… и дерево» (Быт. 1:12, Син. пер.), «да произведет вода пресмыкающихся, душу живую» (Быт. 1:20, Син. пер.), «да произведет земля душу живую по роду ее, скотов, и гадов, и зверей земных по роду их» (Быт. 1:24, Син. пер.). Это уже совсем иной оборот речи, чем «создал Бог твердь» (Быт. 1:7, Син. пер.)! Все происходит по Божией воле, но творится не непосредственно Им, а при участии уже сотворенной части этого мира. И сотворенное тут же начинает «плодиться и размножаться», то есть устойчиво воспроизводиться.

По-видимому, если бы автор хотел сообщить, что мир сотворен сразу в готовом виде, как полагают некоторые радикальные противники эволюции, ему пришлось бы описать это несколько иначе. Нет, в Бытии мы видим постепенное развитие и усложнение нашего мира, и нет ничего скандального в том, чтобы признать эволюцию одним из инструментов такого развития.

Но самый большой и больной спор идет о человеке. Допустим, эволюция привела к возникновению утконоса или пингвина, но царь творения, человек? Неужели он всего лишь еще один представитель животного царства? Собственно, слова «создал Господь Бог человека из праха земного» (Быт. 2:7, Син. пер.) и можно понимать как указание на материальную природу человека. Он – часть этого мира, но в нем есть нечто такое, что превосходит этот мир: «…и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2:7, Син. пер.).

Но ведь ученые-эволюционисты стараются объяснить с помощью естественного отбора и те черты человеческого поведения, которые никак не сводимы к животному началу. Например, альтруизм, готовность пожертвовать своими интересами, а то и жизнью во имя своей группы или общего дела – разве не противоречит такое поведение теории эволюции? Особь, которая жертвует собой, уже не оставит потомства, значит, ее гены не сохранятся в будущих поколениях. А особь, которая усыновит чужого детеныша, потратит ценные ресурсы не на воспроизводство себе подобных. Эволюция не может поддержать такие качества, а у людей они есть!

Да, возражают эволюционисты, но популяция, в которой чаще рождаются такие альтруистические особи, имеет куда больше шансов на выживание, чем та, где каждый думает только о себе. Отбор действует, но на уровне популяций. И тут же предсказывают, что и многие другие черты человеческого поведения, несвойственные животным, могут со временем найти убедительное материалистическое объяснение. Упрощенно говоря, раньше люди не знали, почему дети похожи на родителей, а сегодня есть наука генетика; сейчас люди еще не знают, почему могут слагать стихи или верить в Бога, но наука скоро и это объяснит на пальцах, уже подбирается к объяснению.

Надежды на то, что вот-вот наука объяснит все на свете простым и непротиворечивым образом, свойственны не столько ученым, сколько дилетантам от науки. Академики знают, что каждый ответ на старый вопрос обычно порождает два новых вопроса, еще более сложных. И у меня нет никаких сомнений в том, что наука в ее нынешнем понимании принципиально неспособна создать некую «схему человека», которая раз и навсегда все про него определит.

Но разве такие построения не подрывают достоверность библейского повествования о сотворении человека как единственного и уникального существа во всем мире? Разве не оказывается он просто очень сообразительной бесхвостой обезьяной?