Библия и литература

Прежде всего я хотел бы остановиться на Байроне. Байрон с детства читал и любил Библию. И вплоть до самой его гибели в Греции Библия всегда была у него на столе, он был с ней неразлучен. Он постоянно над ней размышлял, он находил в ней мотивы, близкие своей душе, горькой, трагической, иногда озлобленной и в то же время способной познать величие истины. Байрон был очень сложный человек, его творчество нельзя трактовать односторонне. Недаром его так глубоко любил и ценил Пушкин. Если бы он был просто мизантропом и гулякой, как его видело современное ему английское общество, едва ли Александр Сергеевич так высоко ценил бы его. Конечно, на Байрона была мода, и в кабинете Онегина «лорда Байрона портрет» — непременный аксессуар всякого скучающего денди. Но ведь мода — вещь не простая.

Мало кто занимался философией и историей моды. Мода — это вульгаризированное, упрощенное выражение глубинных процессов, серьезных, основательных процессов, которые происходят в обществе. Пускай отражение почти карикатурное, но все-таки отражение.

Мода на Байрона — это не случайность. Это отражение трагизма жизни людей, переживших величайшую духовную катастрофу. Какую же? Дело в том, что в течение XVII— XVIII вв. всевозможные просветители, энциклопедисты, утописты обещали людям, что, если только они свергнут монархов, разгонят и перебьют феодалов, сразу явится вожделенное, явится красота жизни. И вот свершилось. Казнили одного бездарного короля, казнили другого короля… Короли-то лишились голов, но общество продолжало терзаться многочисленными тяжкими недугами. И глубоко чувствовавшие и мыслящие люди стали догадываться, что не так-то все просто решается. Это вызвало и напряженный поиск, и болезненное разочарование, горечь, и воинствующий пессимизм, как бы обиду на Творца.

Байрон создал три произведения на библейские темы. Первое — в расцвете лет, в 1814—1815 гг.; он назвал его «Еврейские мелодии». Это цикл стихов, который предназначался для создания одним музыкантом, другом Байрона, небольших музыкальных произведений на библейские темы. Тут и мрачный Экклезиаст, который показывает, что человек напрасно обольщает себя, тут и невеста из «Песни Песней», тут и скорбная дочь Иеффая, которая приносит себя в жертву ради своего отечества, тут и рухнувшие амбиции завоевателя в стихотворении «Ассирийцы пришли, как на стадо волки». (Это стихотворение переведено Алексеем Константиновичем Толстым.) Этот момент описан у пророка Исайи: полная катастрофа Иерусалима, город осажден, вся земля вокруг захвачена, и царь, уже обессилевший, идет к пророку и спрашивает: «Что делать? Открыть ворота? Сдаться?» И вдруг пророк, который всегда говорил о том, что нужно прекратить войну, отвечает: «Нет, город устоит, потому что у вас есть вера, и Господь через меня посылает вам знамения». И потом сказано, что посланник, вестник Божий, проходит по стану ассирийцев, и они убираются вон. До сих пор никто не знает, что там произошло, по одним свидетельствам, это была чума, по другим — мятеж в ассирийском лагере. Так что царю пришлось вернуться. И Байрон воспел торжество Духа Божия над человеческой военной силой.

Мы с вами уже касались трагической судьбы Саула, печального героя Книги Царств. Царь Саул привлекал внимание Байрона. Он без конца перечитывал сцену последних часов Саула, когда он вызывает дух своего умершего учителя Самуила, который предсказывает ему гибель. Одно из стихотворений о Сауле прекрасно перевел Лермонтов. Оно называется «Душа моя мрачна». Это слова, сказанные Саулом, когда он в припадке глубокой меланхолии зовет юного Давида и просит его взять в руки арфу и играть, чтобы успокоилась его душа:

Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!

Вот арфа золотая:

Пускай персты твои, промчавшися по ней,

Пробудят в струнах звуки рая.

И если не навек надежды рок унес,

Они в груди моей проснутся,

И если есть в очах застывших капля слез —

Они растают и прольются.

Пусть будет песнь твоя дика. — Как мой венец,

Мне тягостны веселья звуки!

Я говорю тебе: я слез хочу, певец,

Иль разорвется грудь от муки.

Страданьями была упитана она,

Томилась долго и безмолвно;

И грозный час настал — теперь она полна,

Как кубок смерти, яда полный.

Байрон всегда был тираноборцем. Он любил свободу и, как вы знаете, умер за свободу Греции. Когда он умирал, Библия была у него на столе.

Байрона особенно привлекала Книга пророка Даниила, этот библейский манифест свободы совести — первый в истории! Эта книга о тиранах, которые хотели заставить людей отречься от Бога, и о тех, кто предпочел стоять насмерть: погибнуть в огне, в печи вавилонской. Даниила бросают в львиный ров, но львы его не трогают. Даниила извлекают из этого рва, и, когда царь веселится и пирует, уже подходят его враги, и на стене внезапно появляются три огненных слова, которые чертит невидимая рука. Это пир Валтасара, последнего вавилонского принца. И, конечно, Байрон не мог пройти мимо такого замечательного эпизода, когда пирует тиран, а под ним уже трещит престол.

Царь на троне сидит;

Перед ним и за ним

С раболепством немым

Ряд сатрапов стоит.