Библия ядоносного дерева

До отъезда из Вифлеема я успела прочитать в его мрачных библиотеках «Путешествие пилигрима» Джона Баньяна, «Потерянный рай» Джона Милтона (там сюжетные линии слабее, чем в «Докторе Джекиле») и много других книг, о чем папа понятия не имел, включая стихи мисс Эмили Дикинсон, а также «Гротески и арабески» Эдгара Аллана По. Я обожаю мистера По и его Ворона-предсказателя: «Никогда!» — «Ад Гокин!»

Заметила мама, сказала, что это дурные книги, и начала нам с Лией вслух читать псалмы и разную «семейную классику». У мамы языческое отношение к Библии. Она любит повторять такие фразы, как «Окропи меня иссопом»[18], или «Множество тельцов обступили меня; тучные Васанские окружили меня»[19] или «…и ты снял с меня вретище и перепоясал меня веселием»[20]. Похоже, не будь она обременена высокой миссией материнства, бегала бы по полям во вретище, в поисках иссопа, среди тучных тельцов. Особенно мама была озабочена нашим с Лией статусом особых детей. Когда мы поступали в первый класс, нас экзаменовала старая дева директриса Вифлеемской начальной школы мисс Лип. Она объявила, что мы одаренные: Лия — поскольку легко набрала поразительное число баллов за тесты на чтение-понимание, а я — по ассоциации, ведь предполагалось, что у меня такой же мозг в той мере, в какой работают его неповрежденные части. Для мамы это стало шоком; до этого момента она не помышляла для нас об образовании, превышающем названия диких растений, растущих вдоль канав, по которым мы брели босиком (когда испепеляющий папин взгляд не был направлен на нас: «солнце да не зайдет во гневе вашем»[21]) из дома приходского священника в угловой магазинчик. Мое первое воспоминание о маме: она, синеглазая, сама еще девочка, хохоча, лежит в траве, перекатываясь с одного бока на другой, а Рахиль и Лия украшают ее драгоценностями из соцветий лилового клевера. Как только мы с Лией оказались одаренными, все переменилось. Данный вердикт наших учителей будто отрезвил ее, словно Бог назначил ей особую кару. Мама сделалась скрытной и деятельной. Прекратила наши прогулки на природе и взялась за дело, вооружившись читательским билетом в библиотеку.

О секретности она беспокоилась зря. Впервые услышав то, что сказала мисс Лип, папа лишь закатил глаза — будто ему сообщили, что во дворе две собаки насвистывают «Дикси»[22], — и предупредил маму, чтобы она не пренебрегала Божьей волей, ожидая для нас слишком многого.

— Посылать девочку в колледж — все равно что лить воду себе в туфли, — все еще любит он вставить при каждом удобном случае. — Трудно понять, что хуже: видеть, как она вытекает и вода пропадает зря, или как она остается внутри и портит туфли.

В общем, у меня не будет возможности испортить свою кожу колледжем, но я всегда буду обязана мисс Лип тем, что она избавила меня от кучи отбросов, которую представляет собой наша начальная школа. Менее наблюдательный педагог поместил бы Лию в разряд одаренных, а Аду — в спецшколу для монголоидов и всех шестерых сосущих палец и оттягивающих уши детей вифлеемских Кроули, и проторчала бы я там, научившись только оттягивать собственные уши. Быдлоид-гориллоид-монголоид. У меня даже сохранилось дружеское расположение к этому миру с привкусом миндаля.

Сильно расстраивались вифлеемские матроны, наблюдая, как несчастное существо ковыляет в класс впереди их собственных детей, а там великолепно-быстро-ловко решает задачи по математике. В третьем классе я начала в уме подводить итог наших счетов в продуктовом магазине, молча записывать результат на бумажке и вручать его Делме Ройс быстрее, чем она успевала подсчитать общую сумму на кассовом аппарате. Это стало знаменитым аттракционом и всегда собирало множество зрителей. Меня просто притягивали эти звонкие свободные числа, которые следовало призвать к порядку. Никто, похоже, не понимал, что подсчет сумм требует лишь элементарных, основных навыков и концентрации внимания. Поэзия — это сложнее. И палиндромы с их совершенным, доставляющим удовольствие стилем: Аргентина манит негра! Ну и пусть впечатление производят унылые магазинные счета.

Мое хобби — игнорировать награды и собственное превосходство. Я могу читать и писать на французском языке, на котором в Киланге говорят все, прошедшие через школу Андердаунов. Моим сестрам не следует долго тянуть с изучением французского. Способность говорить, как я уже сказала, наряду с остальной жизненной акробатикой можно рассматривать в определенном свете как развлечение.

Когда я заканчиваю читать книгу от начала до конца, я читаю ее снова, от конца до начала. И это получается иная книга, задом наперед, и, читая ее, можно научиться чему-то новому.

Можете соглашаться или нет — ваше дело. Таков другой способ читать книгу, хотя мне говорят, что нормальному мозгу подобное недоступно: онпутсоден отэ угзом умоньламрон отч тяровог емн ятох угинк татич босопс йогурд вокат. Нормальный, как я понимаю, может видеть слова так, как я, только если они достаточно поэтичны: «Но ты тонка, как ноты тон».