Библия ядоносного дерева

Там, дома, в Джорджии, у них была своя школа, поэтому в школу Рахили, Лии и Ады они — ни ногой. Лия и Ада называются «одаренные дети», однако им приходилось ходить в ту же школу, что и остальным. Но только не цветным. Дяденька в церкви говорил, что они отличаются от нас, поэтому должны держаться отдельно. Так сказал Джимми Кроу[6], а он устанавливает законы. И еще они не ходили в ресторан «Белый за́мок», куда водила нас мама пить кока-колу, и в зоопарк. Их в зоопарк пускали только по вторникам. Это все написано в Библии.

В нашей деревне белых людей вот столько: я, Рахиль, Лия и Ада, мама, папа. Всего шесть. Рахиль — самая старшая. Я — самая младшая. Лия и Ада — средние, и они — близнецы, так что, наверное, их надо считать за одного человека, но думаю, что все-таки за двоих, поскольку Лия везде бегает и лазает по деревьям, а Ада не может, у нее одна сторона тела больная, и еще она не разговаривает, у нее голова поврежденная, и она нас ненавидит. И книги Ада читает вверх ногами. А полагается ненавидеть только дьявола и любить всех остальных.

Меня зовут Руфь-Майя, и я ненавижу дьявола. Очень долго я считала, что меня зовут Сладкая. Мама меня так всегда называла: Сладкая, поди сюда на минутку. Сладкая, не делай так.

В воскресной школе Рекс Минтон сказал, что лучше бы мы не ехали в Конго, потому что местные жители кан-ни-валы, они сварят нас в котле и съедят. И еще добавил: я могу говорить на их языке, вот слушай: «Угга-бугга-бугга-лугга». Объяснил, что это значит: я возьму себе ножку от этой малышки с курчавыми светлыми волосами. Мисс Банни, наша учительница в воскресной школе, велела ему замолчать. Но вот что я думаю: сама она ведь ни слова не сказала про то, сварят нас в котле и съедят или нет. В общем, я не знаю.

Вот еще белые люди, которых мы пока видели в Африке: мистер Аксельрод, который летает на самолете. У него самая грязная шляпа, какую вы только видели. Прилетев сюда, живет возле летного поля в хижине один, и мама говорит, что это для него самое подходящее место. И еще преподобный и миссис Андердаун, они много лет назад начали приучать африканских детей ходить в церковь. Андердауны говорят друг с другом по-французски, хотя они белые. Я не знаю почему. У них есть два сына, мальчики Андердауны, они большие и ходят в школу в Леопольдвиле. Андердауны нас жалеют, дали нам в самолет книжки комиксов. Когда Лия и остальные заснули, я все их забрала себе. Дональд Дак. Одинокий рейнджер. И про Золушку и Спящую красавицу. Я спрятала их. А потом мне стало плохо, и меня стошнило прямо в самолете, и я испачкала сумку с вещами и Дональда Дака. Пришлось засунуть книжку под подушку на сиденье, поэтому у нас ее больше нет.

Так что в деревне теперь живут только Прайсы, Одинокий рейнджер, Золушка, Спящая красавица и племя Хама.

Рахиль Прайс

«Господи! О Господи! И теперь нам придется тут жить?» Это первое, что пришло мне в голову, когда мы только ступили на землю Конго. Предполагалось, что мы здесь будем хозяевами положения, но, судя по всему, мы не распоряжались ничем, даже самими собой. Папа представлял торжественную встречу как большое молитвенное собрание в старых традициях, служившую бы доказательством, что сам Бог послал нас сюда, чтобы мы тут обосновались. Но когда мы вышли из самолета и заковыляли через поле со своими многочисленными вещами, конголезцы окружили нас — о Боже! — что-то сердито скандируя. Наверняка заклинания. Нас обдало запахом потных тел. Что надо было все же запихнуть в сумку, так это антипреспирантные подушечки «5 дней».

Я обернулась к сестрам, хотела сказать им: «Эй, Ада, Лия, ну, вы рады, что пользуетесь „Дайалом“?[7] Хорошо бы им все пользовались, правда?», но не заметила ни одной из близняшек, зато увидела, как Руфь-Майя второй раз за день упала в обморок. Глаза у нее закатились, остались видны только белки. Чем бы ни было то, что сбивало ее с ног, я знала, что она сопротивлялась изо всех сил. Руфь-Майя на удивление упорна для девочки пяти лет и не желает пропустить никакого веселья.

Мама держала за руку ее и меня — чего я не стерпела бы дома, в Вифлееме. Однако здесь, в этой суматохе, мы бы просто потерялись, нас несло этой черной людской рекой. И эта грязь, Господи! Она была повсюду, буквально висела в воздухе, как пыль от красной охры, а я тут как тут — в своем зеленом льняном костюме. Я чувствовала песок в волосах, а они у меня такие светлые, что мгновенно пачкаются. Ох, ну и местечко! Меня уже охватили дурные предчувствия насчет смывного туалета, стиральной машины и других простых бытовых вещей, которые я считала само собой разумеющимися.