Библия, которую читал Иисус

Но у Бога были другие планы. Пока Моисей заново строил свою жизнь в земле Мадиамской, вдали от своего племени, Господь внял стонам евреев–рабов. И внезапно таинственно действующая рука Божья пришла в движение, и обнаружилось, что в странной и сложной жизни Моисея все было не напрасно. Теперь Господь располагал нужным ему орудием — евреем, получившим образование египетского правителя и притом вполне способным выжить в условиях пустыни. Настало время избавления народа избранного. Оставалось лишь одно: убедить Моисея… и фараона.

Моисей сразу же подверг замысел Бога серьезным исследованиям. Во–первых, он сомневался, поверят ли ему. С какой стати евреям слушать человека, воспитанного в стане врага, изгнанника, который на сорок лет покинул страну? К тому же для убеждения евреев и фараона требуется красноречивый вождь — зачем же Бог избирает заику? «Господи, пошли им кого–нибудь другого», — взмолился Моисей, но несколько резких слов, раздавшихся из горящего куста, сломили его сопротивление. Убедить фараона было труднее.

Так неуверенный в себе пастух стал первым посредником, избранным Богом для общения со Своим народом, первым человеком, о чудесах которого сообщает Библия. И все же страхи Моисея были обоснованными. Стоило рассерженным египтянам удвоить ежедневный объем работы для евреев, и евреи отвернулись от Моисея и его брата Аарона. Неужто дети Израиля поверят, что Господь, молчавший в течение четырехсот лет, внезапно решил осилить фараона с его войском? Пустые мечтания!

Моисей не чувствовал за спиной поддержки собственного народа, когда поднимался по широким каменным ступеням во дворец фараона, золотое убранство которого сверкало в лучах полуденного солнца. Моисей огляделся по сторонам. Амбициозные планы строительства близки к завершению. Вместо убогих построек, запомнившихся ему с детства, теперь высился кремль из белого известняка, слепивший глаза пуще лучей солнца.

Иероглифы, вырезанные на каменной стене, вели свой горделивый рассказ. Первый язык, выученный в детстве, почти забытый за сорок лет, теперь возвращался к Моисею. Он перечел список побед фараона и почувствовал укол в сердце, увидев знакомый символ, которым египтяне обозначали чужака: связанный человек с окровавленной головой. Мадиамская пустыня излечила его от ностальгии по роскоши Египта. Обильные пиршества, оргии, нарядное платье, прическа, повязки и даже покрой одежды, гласящий о высоком социальном положении, — все это перестало иметь значение. Моисей знал теперь, кто он такой: иностранец, чужак в чуждой ему стране. «Гирсон» («пришелец») — так он назвал своего сына. Его народ, евреи — те самые связанные люди, чья кровь льется из пробитой головы, «хапиру», «пыльные», работающие в грязи, покрытые шрамами от бичей египетских надсмотрщиков. Все их надежды, все их будущее в руках Божьих.

«С какой стати мой секретарь допустил ко мне вонючего пастуха?» — подумал фараон, разглядывая, но не узнавая Моисея. Бедно одетый пришелец прошептал слова приветствия, которые должен был повторить за него Аарон, его «переводчик». Однако никто во дворце не разбирал деревенский выговор Аарона. Когда же наконец сам Моисей заговорил вслух, все присутствовавшие вздрогнули от изумления: из уст пастуха полилась безупречная речь египетского аристократа.

Через несколько минут Моисей, бывший некогда египетским принцем, и правящий фараон вместе смеялись, вспоминая детские забавы. Фараон хлопал в ладоши от радости, и его золотые браслеты и ожерелья звенели в такт. К удивлению стражи, он даже позволил этому бедняку обнять себя.

Когда–то эти двое играли вместе. Потом Моисей навлек на себя гнев прежнего фараона, отца нынешнего. Теперь бывший фараон уже упокоился в невероятной роскоши пирамид. «Мы положили в его гробницу столько пищи и вещей, что ему хватит на всю вечность, — похвастался его сын. — Я уже назначил пятьдесят тысяч рабочих для строительства моей собственной пирамиды. Всегда лучше позаботиться заранее».

Моисей мог получить все, чего хотел, то есть все, что понадобилось бы ему самому, а не его народу. «Подумай сам, Моисей. Поставь себя на мое место. Ни один царь не позволил бы такому количеству работников просто взять и уйти. Мне нужно строить города, водопроводы и крепости». Фараон не стал упоминать об этом вслух, но оба они знали, что еврейские рабы задешево делают самую тяжелую и грязную работу. «Возвращайся во дворец, наслаждайся жизнью, — настойчиво приглашал фараон. — Забудь о той истории с надсмотрщиком. Как прежде отец, так теперь я — Египет, я — утренняя и вечерняя звезда. Если я назову день ночью, так оно и будет. Живи со мной и забудь о евреях».