Библия Раджниша. Том 2. Книга 1

Я сказал: «Она уже началась. Вы пришли жаловаться; вы не наградили меня за то, что я был с вами абсолютно честным и искренним и рассказал вам, что не смог устоять против искушения. И я никому не причинил никакого вреда; не было никакого насилия - из вашего чоти не упало ни одной капли крови. Тем, что вы пожаловались моему отцу, вы уже породили цепочку реакций».

Он сказал моему отцу: «Вы только посмотрите!..»

Мой отец сказал: «Это не мое дело».

И я сказал отцу: «Это как раз то, чему учит весь брахманизм, - цепочка реакций».

Мой отец сказал: «Подержи свою философию при себе. И прекрати ходить на эти лекции садхов, монахов и махатм, потому что из того, что ты получаешь там, ты умудряешься делать такие странные выводы».

Я сказал: «Но это то, что я говорю, и это не странно. Это в точности то, в чем состоит теория кармы: вы совершаете действие, за ним следует реакция. Он совершил действие, пожаловавшись на меня, теперь последует реакция».

И реакция последовала, ведь он сказал же, что собирается в соседнюю деревню... Он был очень зол на меня, а когда вы злитесь, вы злитесь, - он даже весь покрылся пятнами. Он разозлился на свою жену, на своих детей... Я следил за ним, он собрал свои вещи и выехал на коляске, запряженной лошадью.

В тот момент, когда он уехал, я сказал его жене: «Вы понимаете, куда он собрался? Он уехал навсегда, - а вы этого не знаете! Он приходил рассказать моему отцу о том, что уходит навсегда и никогда не вернется».

Жена тут же начала плакать и вопить: «Остановите его!» Люди побежали и остановили его коляску.

Он сказал: «Почему вы останавливаете меня? Я должен успеть на поезд!»

Они сказали: «Не сегодня. Ваша жена плачет и бьет себя -она умрет!»

Он сказал: «Это странно. Почему это она бьет себя и почему плачет?» Но люди не дали ему уехать, они тащили на себя его мешок и чемодан.

Человек, управлявший коляской, сказал: «Я не возьму вас. Если такое дело, что вы оставляете навсегда свою жену и маленьких детей, то я вам не помощник».

Брамин сказал: «Я не оставляю, я вернусь, но у меня нет времени объясняться с вами. Я опоздаю на поезд - станция в двух милях от моего дома».

Но никто его не слушал, а я провоцировал людей: «Остановите его, иначе его жена, его дети... за ними нужно присматривать, кто будет давать им пропитание?»

Они втащили его обратно вместе с чемоданами, он, конечно, был в гневе и бросил своим мешком в жену. Жена спросила: «Что мы сделали тебе? Почему ты?..» Я стоял тут же в толпе.

Он сказал: «Никто ничего не делал. Этот мальчишка сказал мне, что будет реакция. Причина в том, что три дня назад в храме я учил философии действия и реакции, и этот мальчишка был там. Теперь он учит меня». Он сказал мне: «Прости меня, я никогда не скажу ни единого слова о действии и реакции. И ты можешь отстригать чьи угодно чоти, если захочешь, я не буду жаловаться. Ты можешь отрезать мне голову, я не буду жаловаться - потому что хочу прекратить эту цепочку. Мой поезд уходит».

Тогда все спросили: «В чем дело? Мы не понимаем. Кто отрезал ваше чоти?»

Я сказал: «Посмотрите! Цепочку невозможно остановить. Эти люди спрашивают: "Чье чоти? Кто отрезал его? Где чоти?"» Я сказал: «Только загляните под его тюрбан, посмотрите на его голову!» И человек, который считался в городе борцом, подошел к нему и снял с него тюрбан, оттуда выпало чоти.

Мой отец тоже был там и видел все это. Когда мы возвращались домой, он сказал мне: «Я награжу тебя, но не пользуйся преимуществами нашего договора».

Я сказал: «Я не пользуюсь. Этот договор не между мной и вами. Мой договор заключается в том, что я всегда буду говорить вам правду, а вы будете награждать меня за это». И он выполнял его твердо. Что бы я ни совершил, каким бы неправильным это ни казалось ему, он постоянно награждал меня. Трудно найти другого такого отца - отец должен силой навязывать вам свои идеалы.

Весь наш город осуждал моего отца: «Вы портите ребенка».

Он говорил: «Если это его судьба быть испорченным, пусть будет испорченным. Я не буду вмешиваться в его судьбу; он никогда не сможет сказать: "Мой отец испортил меня". И если он счастлив быть испорченным, то что тогда плохого в том, чтобы быть испорченным? Что бы ни случилось в его жизни, я не хочу вмешиваться. Мой отец вмешивался в мою жизнь, и я знаю, что был бы другим человеком, если бы не это».

«Я знаю, что мой сын прав, что каждый отец превращает своего ребенка в лицемера, вот и меня превратили в лицемера. Когда я хочу смеяться, я серьезен. Когда я хочу быть серьезным, я вынужден смеяться. Пусть хотя бы один человек смеется в то время, когда хочет смеяться. И пусть он будет серьезным, когда хочет быть серьезным». Он сказал: «У меня одиннадцать детей, но про себя я буду думать, что их только десять». Меня он никогда не числил среди своих детей, потому что, как он сказал: «Я дал ему полную свободу быть собой. Почему он должен нести на себе какой-либо мой образ?»