Библия Раджниша. Том 2. Книга 2

Если вы начнете играть ушами вашего возлюбленного или вашей возлюбленной, то он или она может подумать, что вы немного не в себе - что это вы делаете? Ведь люди зафиксировались на определенных идеях: целоваться нормально... Но есть племена, которые и не слышали о том, чтобы целоваться; они трутся друг о друга носами, и это считается самым любовным жестом. Конечно, это более гигиенично, гораздо более по-медицински, гораздо более приемлемо, чем французский поцелуй. Эти люди, трущиеся носами, думают о людях, целующихся по-французски, как о чем-то грязном, просто грязном.

Но эта проститутка, возможно, осознавала... ведь проститутки осознают многие вещи, которые недоступны обыкновенным женщинам и мужчинам, потому что они контактируют со столь многими людьми. Может быть, она осознавала, что уши имеют сексуальное значение. Конечно, оно есть в них. Ватсаяна - один из величайших экспертов. Фрейд, Хавелок Эллис и другие сексологи - просто пигмеи перед Ватсаяной. И когда он говорит что-то, он это знает.

Ван Гог всю свою жизнь провел в нищете. Он умер, рисуя. Перед смертью он сошел с ума, потому что на протяжении года он непрерывно рисовал солнце: сотни картин, но того, что он хотел, никак не получалось. Но целыми днями он стоял под солнцем в самой жаркой части Франции, в Арли, - ведь как он мог рисовать, не пережив? Он писал окончательную картину, но сошел с ума. Жара, голод... но он был безмерно счастлив; он писал картины даже в безумии. И те картины, которые он написал в сумасшедшем доме, теперь стоят миллионы.

Он совершил самоубийство по той простой причине, что написал все, что хотел написать. С живописью было покончено; он подошел к смертному концу. Больше ничего не оставалось. Жить теперь означало просто занимать место, чье-то место; для него это было мерзко.

Вот что писал он в письмах своему брату: «Моя работа сделана. Я жил потрясающей жизнью - так, как я хотел жить. Я писал картины, которые хотел писать. Свою последнюю картину я сделал сегодня, и сегодня я совершаю прыжок из этой жизни в неизвестность, какой бы она ни была, ведь жизнь уже ничто для меня».

Будете ли вы считать этого человека гением? Будете ли вы считать этого человека разумным, мудрым? Нет, вы подумаете, что он просто сумасшедший. Но я не могу сказать этого. Его жизнь и его картины не были двумя разными вещами: картины были его жизнью. Поэтому для всего мира это было самоубийство, — но не для меня. Мне это представляется естественным концом. Живопись закончена. Жизнь исполнена. Другой цели не было; получил ли он Нобелевскую премию, признал ли кто-нибудь его картины...

Пока он жил, никто не признавал его картин. Пока он жил, ни одна галерея не брала его картин, даже бесплатно. После его смерти, медленно, медленно, благодаря его жертве живопись полностью изменилась. Без Винсента Ван Гога не было бы Пикассо. Все художники, пришедшие после Винсента Ван Гога, в неисчислимом долгу перед ним, поскольку этот человек переменил все направление. Медленно, медленно, по мере того, как изменялось направление, открывались и его картины. Был проведен великий поиск.

Люди бросали его картины в своих пустых домах, в своих подвалах, думая, что они бесполезны. Теперь они рвались в свои подвалы, доставали его картины, очищали их. На рынке появились даже поддельные картины вместо подлинного Ван Гога. Теперь имеется всего лишь двести картин; а он написал, должно быть, тысячи. Но любая галерея, имеющая Ван Гога, гордится его картинами, ведь этот человек в своих картинах излил всю свою жизнь. Они написаны не красками, но кровью, дыханием - в них его дыхание.

Не спрашивайте человека: «Есть ли какой-нибудь смысл в вашей картине?» В его картине - он, а вы спрашиваете: «Есть ли какой-нибудь смысл в вашей картине?» Если вы не видите смысла, то в этом виноваты вы сами.

Чем выше поднимается вещь, тем меньше людей узнают ее.

Когда что-то достигает наивысшей точки, очень трудно найти и нескольких человек, которые узнали бы ее.

В самой последней точке только сам человек может узнать, что случилось с ним; он не найдет второго человека.

Вот почему Будда вынужден был сам объявить себя просветленным. Никто другой не мог узнать бы этого, ведь для того, чтобы узнать, нужно иметь некоторый вкус этого. Иначе, как вы узнаете? Но узнавание возможно, потому что точка так высока.

Но какой смысл в состоянии Будды? Какой смысл в просветлении? Какой смысл? Если вы спрашиваете о смысле, то его нет. Просветления достаточно самого по себе. Не нужно ничего, чтобы сделать его значимым.

Вот что я имею в виду, когда говорю, что по-настоящему ценные вещи в жизни не разделяются на цели и средства. Нет разделения на цели и средства. Цели - это средства, средства - это цели, — подобно двум сторонам монеты, неразрывно соединенным между собой, - они едины, цельны.