Мы не можем изменить вашу конституцию и ваше законодательство, поэтому мы решили: хорошо, пусть один санньясин падет в сточную канаву. Пусть он станет мэром, что же делать? К.Д. страдает в сточной канаве, и мы вытащим его оттуда. Мы не оставим его там навсегда, ведь не для того же, чтобы стать мэром, пришел он сюда! И никто из нас не озабочен тем, чтобы стать генеральным прокурором Орегона, или губернатором Орегона, или президентом Америки. Это никого совершенно не интересует.
Мы заинтересованы только в том, чтобы нас оставили в покое.
Но эти люди странные, они не могут оставить нас в покое. Они боятся, они обеспокоены. Они подозревают: что там происходит, что там творится? У них не хватает смелости просто прийти сюда и посмотреть; только слухи, только общественное мнение... а это общество и не появлялось здесь. И эти люди продолжают принимать решения!
Генеральный прокурор объявил город Раджнишпурам незаконным. Это уникальная ситуация; действительно, уникальный город во всем мире, ведь во всем мире нет незаконного города, и никогда не было раньше. Или город есть город, или это не город. Но незаконный город... это нечто абсолютно уникальное!
Но оставьте всю эту чепуху людям. Им следует учредить в Орегоне пост: Генеральный Идиот Орегона, и ему должно быть предоставлено право заниматься всеми такими делами. Тогда можно понять, что все это лишь юмор; можно посмеяться над этим. Но они очень серьезные люди; они занимаются такими делами не из чувства юмора. А моя религия имеет одно основное качество: чувство юмора.
Если просто из чистого пребывания со мной, с моими людьми, в вас рождается доверие... и это не вера в Бога, это не доверие к кому-то конкретно; это просто безадресное качество.
Нет адреса на конверте: «Мы верим в Бога». Кто вы такой, чтобы верить в Бога? По какому праву вы верите в Бога? Вы ведь не знаете Бога. Вы тащите Бога к тому же состоянию, что и состояние доллара, делаете из него товар на рынке. И невозможно найти ничего более грязного, чем валюта, ведь она проходит через столь многие руки.
Я на протяжении тридцати пяти лет не прикасался ни к одной банкноте. Это самая грязная вещь. Я не против денег, но это самая грязная вещь. Самые разные люди... у кого-то может быть рак, у кого-то может быть туберкулез, у кого-то может быть СПИД... и кто знает, что он делал со своими банкнотами? Все возможно, ведь люди так развращены, они могут делать с банкнотами что угодно. Я сказал: «Я не собираюсь прикасаться к ним», - и я перестал прикасаться к ним. А на банкнотах вы пишете: «Мы верим в Бога»? Пожалуйста, простите Бога и забудьте все о Нем.
Доверие, возникающее в моих санньясинах, - это просто качество их сердец; они просто начинают верить. Это не вера во что-то. Они верят даже тогда, когда их обманывают, они доверяют: знают, что человек обманул их, и все равно верят. Не важно, кому верят, это у них такой аромат.
В университете мне пришлось жить несколько дней с соседом по комнате. Я никогда ни с кем не жил, но места не было, и вице-канцлер сказал мне: «Постарайтесь на несколько дней, и я найду вам какое-нибудь другое место. Я понимаю, что вам не нравится, когда в комнате еще кто-то есть, и для другого парня тоже будет хорошо не жить с вами в одной комнате, ведь вы можете довести его до безумия. Я устрою это».
Но до того, как он устроил это, прошло четыре, пять месяцев. А тот сосед был очень добрым мальчиком; у него была только одна проблема - он был клептоманом. Просто из чистого удовольствия он воровал мои вещи. Я вынужден был отыскивать свои вещи в его чемоданах, и я находил их там, но ему ничего не говорил при этом.
Он был озадачен. Он пользовался моей одеждой. Когда меня не было в комнате, он просто брал, что хотел. Он брал мой платок и шел гулять, и когда я возвращался, платка не было. Я говорил: «Он вернется, скоро он вернется». Чтобы он не взял мои деньги, я просто сам отдавал их ему, говоря при этом: «Храни эти деньги, потому что если они будут у меня, ты как-нибудь возьмешь их у меня. И тогда трудно будет узнать, сколько ты взял, и как спросить их с тебя. Это выглядит неуклюже. Ты просто возьми их. Вот их сколько, возьми их!»
Он сказал: «Ты умный. Так мне придется вернуть все деньги, когда они тебе потребуются».
Но четыре, пять месяцев спустя... ведь где бы он ни был, с кем бы он ни жил - в своей семье или с друзьями, или в общежитии, - все осуждали его. Но я никогда ничего не говорил ему - вместо того чтобы искать в своих чемоданах, я просто искал в его. Все было просто! Не было большой разницы; мои чемоданы стояли в этом углу, его чемоданы стояли в том углу.
Он сказал: «Ты странный. Я ворую твои вещи, а ты ничего не говоришь».
Я сказал: «Это очень маленькая проблема. Она не может породить во мне недоверия к человеческому существу. И какие здесь неприятности? Вместо того чтобы идти к своим чемоданам, я просто иду к твоим, и в твоем чемодане я нахожу все, что мне нужно ».