Библия Раджниша. Том 3. Книга 1

Это похоже на мать, говорящую своему ребенку, который боится спать один: «Не волнуйся, Иисус с тобой. Ты можешь спать. Ты не один». Как может ребенок подумать, что мать обманывает его — его собственная мать? И мать не думает, что она обманывает; она верит в это. Ее мать отравила ее, и она проделывает то же самое со своим ребенком. Естественно, что же еще она может сделать?

Ребенок боится оставаться один, но он должен научиться оставаться один, спать один. Скоро он пойдет в школу, он должен научиться стоять самостоятельно. Да и как долго он будет цепляться за мамин фартук? Она нашла прекрасное оправдание для слов: «Если он начнет чувствовать присутствие Иисуса или Бога и пойдет спать...»

Ребенок действительно почувствует себя лучше и будет меньше бояться. Ничего не изменилось, - комната осталась та же, он один, в темноте, - но теперь появилось чувство удобства, теперь Иисус смотрит за ним, Бог смотрит на него, и Бог везде. Ведь его собственная мать так сказала, и отец, и священник, и учитель; не могут ведь все ошибаться. И Бог невидим, Его нельзя увидеть, но уверенность в облегчении приходит к ребенку.

Это именно то, что знание делает с вами. Оно освобождает вас от задавания вопросов, а ведь вопросы вызывают проблемы.

В этом мире вы не добьетесь ничего, если не будете рисковать чем-то ради этого. А Бога вы получаете так дешево, даже без вопросов. Ну и какую ценность может иметь этот Бог? Религия, которую вы приобрели, такая дешевая... Эта религия, этот Бог — всего лишь способы мистифицировать реальность, да так, что ваш вопрос остается подавленным.

Моя задача состоит в демистификации.

Может быть, поэтому и возник этот вопрос: «Какое место занимает мистицизм в моей религии?» Ведь я постоянно занят демистификацией. Задающий этот вопрос не различает разницы между мистицизмом и мистификацией. Он полагает, что это синонимы, в действительности они противоположны друг другу.

Именно мистификация ограничивает мистицизм в росте. И нет другого пути исключить это влияние, кроме полного разрушения и полного искоренения мистификации.

Теперь мне нет необходимости давать ответ на ваш вопрос. Есть ваш вопрос, и есть существование.

Кто я такой, чтобы вставать между вами и существованием?

Встаньте лицом к лицу с существованием.

Смотрите на восход солнца, на закат солнца.

И тогда у вас не будет никаких ответов, - вы будете только видеть, что происходит: грандиозно красивый закат солнца.

Вы будете ошеломлены. Вы будете петь, или танцевать, или рисовать, или просто лежать на траве и ничего не делать, только смотреть. И возникнет определенное общение между вами и закатом солнца.

Что-то становится совершенно ясным — это и есть мистицизм.

Вы ничего не знаете - и все же вы знаете все.

Есть такое знание, которое совсем не знает.

И есть неведение, которое знает все, потому что неведение невинно.

Я могу сказать вам, блаженны неведующие; но во второй части моего предложения я не скажу, что они унаследуют царствие Божье. Нет, иначе это будет мистификация. Я скажу: «Блаженны неведующие, поскольку им уже принадлежит царствие Божье, сейчас, здесь». Это не вопрос, унаследуют ли они когда-нибудь, где-нибудь, в какой-то жизни после смерти - это мистификация.

Мистицизм — это как наличные деньги.

Мистификация — это долговая расписка.

Никто не знает, сможете ли вы выплатить по этой расписке. Правительство может пасть, банк может обанкротиться. Только ли банки могут обанкротиться? И расплата по этой расписке будет только после смерти, таково условие. «В Бога мы верим... Богу доверяем». И папа обещает вам, что многое воздастся вам после смерти, — всегда после смерти. Они эксплуатируют людей таким простым способом, что каждый, имеющий хоть каплю разума, без труда заметит это.

Жизнь - это тайна.

Священные писания - мистификация. Писания мертвы.

А священники живут этими мертвыми писаниями.

По-настоящему подлинный человек живет своею жизнью, а не писаниями.

И благодаря лишь своей только жизни, интенсивной, полной, он окружен повсюду тайной. Каждое мгновение - тайна.

Вы можете попробовать ее на вкус, но невозможно свести ее к объективному знанию.

В этом и есть смысл тайны: и у вас есть определенный путь познания ее, понимания ее, но нет способа свести ее к знанию. Она никогда не становится знанием, она всегда остается пониманием.

У вас есть чувство понимания, но если кто-нибудь станет настаивать: «Ты знаешь, так дай мне ответ», - а вы честный, правдивый человек, то вы ответите: «У меня есть чувство понимания, осознавания, но у меня есть еще и то чувство, что его нельзя свести к знанию».

Вот почему Лао-цзы на протяжении всей своей жизни отказывался писать что-либо... по той очень простой причине, что в тот момент, когда вы пишете, получается что-то другое. Но почувствовать это может только тот, кто знаком с тайной.