Библия Раджниша. Том 3. Книга 1

А я должен был молчать, прекрасно осознавая, что не имею ничего общего с Иисусом, и то, что я говорю, Иисус вполне мог даже и не понять. Он был, бедняга, совершенно необразованным. Несомненно, он был незаурядной личностью, поэтому ему было вовсе не трудно собрать вокруг себя небольшую группу необразованных людей, жаждавших радостей небесных. Этот человек многое обещал и ни о чем не спрашивал. Все так просто: какой вред может причинить вера в него? Нет ни опасности, ни вреда. Если нет ни небес, ни Бога, вы ничего не теряете. Если же случайно окажется, что этот человек - рожденный сын Божий, тогда можно без каких-либо затрат получить большой выигрыш: простая арифметика!

Но что действительно важно, так это то, что ни один образованный и культурный раввин не стал учеником Иисуса, и это потому, что эти раввины могут философствовать гораздо лучше и в гораздо более лучших выражениях. А этот человек ничего не знал. Он не приводил ни единого аргумента, он просто сообщал слова, услышанные от других людей; и он был довольно упрямым молодым человеком.

То, что я говорил об Иисусе, я говорил и прежде, но ни одно христианское общество, христианский колледж, христианский теологический институт не пригласили бы меня. Да что там приглашение! Если бы я захотел войти, передо мною закрыли бы двери. Таково было положение вещей: мне было запрещено входить в центральный собор моего родного города, на их стороне была полиция, и я никогда бы не смог туда попасть. Поэтому, когда внутри говорил индусский монах, снаружи стоял полицейский, чтобы помешать мне войти.

Я сказал: «Но я хочу послушать этого человека».

Офицер полиции отвечал: «Мы знаем, все знают, что когда вам случается говорить, все начинают слушать вас. А нас позвали сюда, чтобы не пускать именно вас, а не кого-либо другого; все остальные могут проходить. Если вы прекратите ходить сюда, мы сможем больше не беспокоиться, нам будет не обязательно стоять здесь по два-три часа каждый день. До тех пор, пока не закончится беседа, я буду стоять здесь только из-за вас, единственного человека».

Но сейчас тот же самый храм начал меня приглашать. И опять полиция была здесь — на сей раз, чтобы предотвратить переполнение храма! Они сказали мне - один офицер полиции, который стоял тогда, сказал мне: «Вы - это что-то! Сначала мы стояли здесь, чтобы выдворять вас из храма, теперь мы стоим здесь, потому что собирается слишком большая толпа, а это опасно - храм такой древний».

В нем были балконы, и по крайней мере пять тысяч человек могли разместиться в нем. Но когда там говорил я, то набивалось около пятнадцати тысяч человек. Поэтому люди размещались на балконах, которые обычно не использовались. Однажды создалась настолько серьезная ситуация, что балконы запросто могли бы рухнуть - так много людей было на них, а храм-то был все-таки старый. Поэтому было принято решение, что со следующего дня в храм будет допускаться только строго определенное количество человек.

Это вызвало неприятности. Этот офицер сказал: «Теперь новая беда! Вы говорите на протяжении двух часов, а люди начинают собираться за два часа до начала, потому что, если они придут позже, они могут и не попасть». Он сказал мне: «Вы - это что-то! Вы были против Бога».

Я сказал ему на ухо: «Я таким и остался, но не говори никому, потому что никто этому не поверит. А я навсегда останусь противником Бога. И до самой смерти я буду разоблачать все это. Но не стоит об этом говорить, потому что никто не поверит тебе, а я буду решительно отрицать, что когда-либо говорил тебе подобное».

Он сказал: «Вы - это что-то. Вы против Бога, а говорите о Боге?»

Но затем я должен был найти свои собственные пути. Я говорил о Боге, а потом говорил людям, что божественность была словом намного более хорошим. Это был путь ухода от Бога. Но из-за того, что я говорил о Боге, те люди, которые слушали меня, — которые были истинными искателями правды и которые подвергались эксплуатации со стороны духовенства, - начали проявлять ко мне интерес. Из всех религий я отобрал самое лучшее.

Другого пути не было, потому что я не имел бы возможности войти в их двери, а они не имели бы возможности прийти ко мне: этих нескольких слов было бы вполне достаточно, чтобы предупредить их. И я не мог упрекнуть их, я мог упрекать только себя. Я должен был найти какой-то путь, чтобы приблизиться к ним.

И я нашел такой путь; это было очень просто. Я просто подумал: «Использовать их слова, использовать их язык, использовать их священные писания».

«А если вы пользуетесь чьим-то ружьем, то это вовсе не значит, что вы не можете вложить в него свои собственные патроны. Пусть ружье будет чьим угодно, патроны в нем мои! -потому что основную работу делают патроны, а не ружье. Что в этом плохого? » И это было просто, очень просто, потому что я мог использовать индусские слова и играть в ту же игру; я мог использовать мусульманские слова и играть в ту же игру; я мог использовать христианские слова и играть в ту же игру.