Библия в СМСках

«Интересно, какие будут девчонки в новой школе?» – внезапно подумал Салим и, вместо того чтобы открыть учебник, подошел к зеркалу.

Главными плюсами своей внешности Салим считал отличную кожу и высокий умный лоб. Не какой-то там прыщаво-рыхлый бледнолицый, а бронзовый этот… как его… мачо, вот! Нос – нормальный, зачот. Губы… Черт его знает… Вообще-то Салиму его губы нравились, особенно если рассматривать вместе с волевым подбородком. Салим выдвинул подбородок вперед и повертел головой. Нет, губы тоже нормальные. Четко по-пацански. Вот когда улыбаешься…

Салим улыбнулся. Нет, лучше не улыбаться. Два кривоватых передних зуба портят все дело, но ведь не попросишь у бабки денег на зубного. Ну и ладно. Подумаешь! Мужчине улыбаться с зубами не обязательно! Лучше так – сдержанно. Без зубов. По-мужски.

Салим улыбнулся по-мужски. Получилось достойно.

Соседи внизу продолжали ругаться.

– Хелло! – сказал Салим. – Май нейм из Алек-сан-дер. Ай эм из Раша!

Получилось опять достойно.

Соседи перешли на мат.

– Нет. Неправильно. Фром. Ай эм фром Раша, – поправил себя Салим.

Внизу что-то грохнуло, а потом взвизгнуло. Грохнуло типа вазы, а взвизгнуло

типа женщины. И опять пошел мат на два голоса. Салим закрыл окно, стало тише. Это хорошо, пусть Стас спит. Не жизнь, а дребедень конкретная. Мать умерла, бабка – толстая жалкая дура, брат – глупый, отца нет и толком и не было…

– Мяу! – сказала кошка.

Надо было найти свидетельство о рождении.

Надо найти свидетельство, выучить английский и уехать отсюда в Америку. Стать банкиром. Или просто олигархом. А что? Он что, хуже других?

Салим раскидал по сторонам коробки и сумки, которые еще не успели распаковать, и вытащил шкатулку с документами. Шкатулка пахла прежней жизнью. И на ощупь была из той жизни… Мама. Не через запятую «мама умерла, бабка – дура», а что-то одно, огромное, не описываемое никакими словами – мама. На этот раз вместо холодной змейки тело по диагонали располовинило холодной плоскостью, листом тонкого металла. Плоскость ударила сзади, по правому плечу и левой лопатке, и прорубилась насквозь, прорезав почти отвесно живот и ноги. Спереди металлический лист вынырнул под коленками, подкосив. Захотелось сесть. Салим ощутил себя куском масла. Захотелось сесть и закрыть глаза.

Салим сел на тахту в углу веранды и поставил шкатулку рядом.

– Ты дебил!!! – заорала соседка втрое громче прежнего. – Урод! Урод! Урод и дебил!!! Ваще дебил!

На «ваще дебил» ее познания в русском литературном окончились, и она опять перешла на русский матерный. Тут же опять что-то грохнуло, и соседка завизжала сильнее, чем в прошлый раз. Какими словами мужчина доказывал, что он не дебил, сквозь ее визг было не слышно. А может, он и не словами доказывал, а действиями.

Салим вывалил содержимое шкатулки на тахту. Свидетельства о маминой смерти среди бумаг не было. Салим хотел узнать, точно ли мать умерла от сердца. Но так и не узнал. От мамы в шкатулке остались: трудовая книжка, какая-то бумага из банка – кажется, о кредите, несколько квитанций – Салим не стал их читать, и свиде… Ага. Свидетельство о расторжении брака. Между мамой и Макаровым, очевид…

Внизу неожиданно все стихло.

– Мяу! – повторила кошка.

Свидетельство о расторжении брака между мамой и каким-то Боровичком Александром Михалычем. Дата – старая, за месяц до рождения Салима. И, казалось бы, какая теперь разница. И все-таки…

Салиму не понравилось, что его мама была замужем за каким-то Боровичком! Ладно бы Боровик или Боровиков. А то – Боровичок. Салим не хотел бы быть Боровичком. Ему нравилась его фамилия – Макаров. Нормальная фамилия. И с именем официальным нормально – Александр Макаров… Хотя, конечно, если отыскать своего настоящего отца, и тогда не Александр, не Саня, а Салим, и фамилия чтобы другая. Какая-нибудь загадочная восточная фамилия. Как у шейха.

То, что Макаров Александр – не его родной отец, от Салима никогда не скрывали. Салим даже называл его сначала «папа Саша», и постепенно сократил это имя до просто «папа» ради удобства. А когда «папа Саша» начал настойчиво и регулярно уходить в загулы и запои, они с мамой (между собой, мать и сын) стали называть его «Макаровым». После очередного макаровского запоя мать подала на развод, и правильно сделала. Спустя пару месяцев после развода Макаров уехал – и как в воду… Ну его, этого Макарова.