Библиотечка журнала «Милиция» № 1 (1993)

— Чужой кто-то ходил, товарищ майор, — наклонившись, заговорил приглушенным голосом Красников. — У здешних у всех обутки кожаные, самодельные, сделанные Василием.

Шатохин не откликнулся. Думал, почему вышло так, что следственно-оперативная группа обошла стороной Киприяново жилище. Скорее всего, подвела логика мышления, сработал автоматизм: Киприян умер, дом его опустел, в близлежащих деревнях это известно, значит, осведомлены и грабители. Но они-то как раз могли и не знать. Следовательно, если действительно в избу заглядывали потрошители скитов, информацией о старообрядцах они располагали давней… Бороносин! Шатохин вспомнил о нем. Вернулся с очередной железнодорожной вахты уже после смерти Киприяна. И если был провожатым…

Дверь была чуть-чуть приоткрыта. Тонкая, не шире лезвия ножа полоска дневного света просачивалась внутрь жилища, вычерчивая длинную прямую на полу. Шатохин отворил дверь. На покрытом слоем пыли полу хорошо были заметны следы подошв сапог. Не входя в избу, вместе с Красниковым изучали их, потом Шатохин осторожно ступил через порожек.

Луч фонарика заскользил по затканным тончайшей пряжей-паутиной углам, как вдруг в проеме между стеной и печкой наткнулся на рваную дырку в этой «пряже».

Шатохин приблизился, посветил в узкий проем и увидел расколотую пополам деревянную чашку. С помощью прутика выудил обе половинки посудины из-за печки.

Чашку брали голыми руками, и было это сравнительно недавно: налет пыли в местах, где заметно касание пальцев, — тончайший. Из бокового кармана Шатохин вынул свернутую газету, расправил и завернул в нее половинки.

— Что там, товарищ майор? — Красникову было интересно, мальчишеский азарт охватил его.

— В траве кругляш валяется, Сергей. В избу его нужно занести, — попросил Шатохин.

— Есть, — отозвался Красников. Исчез и снова вскоре появился в дверях, позвал: — Товарищ майор, взгляните.

Взволнованные нотки проскальзывали в голосе Красникова, и было от чего: поднимая бревешко, он обнаружил на земле медную литую иконку размером чуть больше спичечного коробка и два папиросных окурка с изжеванными мундштуками.

— Вчера, в крайнем случае позавчера курили, — сказал Красников, рассматривая их.

— Похоже, — отозвался Шатохин.

Солнце закатывалось. Багровый его диск вот-вот скроется за макушками елей. После заката сумерки нахлынут не сразу, и все равно надо спешить. Находки в избе и возле нее заставляли изменить планы.

— К Василию пока не пойдем, Сергей. Здесь поглядим. Может, еще что обнаружится. По тропе, Сережа, пройтись нужно. Не торопясь. С чувством, с толком… — напутствовал Шатохин.

— Есть…

Работали на совесть до сумерек, но больше так ничего и не нашли. Пора было позаботиться о ночлеге. В Киприяновой избе расположиться негде, да и не хотелось. Старик до последних своих дней держал козу. Островерхая копна прошлогоднего сена так и стояла около избы. Раструсили несколько охапок сена, легли не раздеваясь. Перед сном Шатохин по рации в который уже раз за этот день связался с начальником Нетесовского ОУРа. У Поплавского все оставалось по-прежнему. Он не выезжал из тайги, поиск продолжался. То же и у майора Коротаева.

Шатохин устал, но уснуть сразу не мог. Лежал с закрытыми глазами, думал о деле.

— Сергей, первый раз кто староверов грабил? — спросил, нарушив молчание.

— Приезжие какие-то, — зашуршал сеном участковый, поворачиваясь. — Сначала продать уговаривали, а потом просто украли несколько штук. Слышал только, что те уже на продаже попались, в крайцентре. Фельдшер наш может рассказать, Иона Парамонович. Он и об истории икон, у кого какого века, какие самые ценные — все по полочкам разложит.

— Он уртамовский?

— Уртамовский. Корзилов фамилия.

— Гать — понятно. А почему — Царская? — спросил Шатохин.

— Звучно?

— Есть немного.

— Дорога как дорога. Ничего интересного. При царском еще режиме проложили, потому и Царская.

Последние слова Красников пробормотал невнятно. Ему хотелось поговорить, он противился сну, но усталость одолевала — ведь сутки, как минимум, на ногах.

7

Василий от разговора с сотрудниками милиции не отказывался, но отвечал нехотя, односложно, глаз от пола почти не поднимал. Ему стыдно было, что его, пятидесятилетнего здоровяка, славившегося даже за пределами района богатырской силой, одолели хлипковатые на вид парни.

Шатохин немного наслышан был о Василии. Еще три года назад он на славу хозяйничал в районной кузне, иногда в свободное время на потеху детям да и взрослым завязывал в узлы стальные прутья и перекусывал зубами гвозди; вспыхнет драка где, — его звали разнимать, не учитывая числа драчунов; он и с медведем мог голыми руками схватиться.

Василий никого, кроме Бога, не боялся, силой своей гордился, на нее рассчитывал как на главный козырь. И вот налетчики одним махом прихлопнули его козырь.