— Весной одного нашего товарища убили, — тихо сказал Новиков. — Умный был парень, гимназию окончил, по-французски говорил… Мы его в банду под видом кузнеца внедрили, а он молота в руках не держал…
— Как же…
— Вот так, Василий Матвеевич. Дорого достаются нам ошибки. Учимся их не делать, быстрее бы только научиться…
Пантелеев вернулся к столу.
— Да, с лошадью опростоволосились…
— Может, и неосторожно произнесенное слово… — раздумчиво сказал Новиков. — И одного слова достаточно, чтоб допустить провал.
— Да кто мог это слово сказать? Трое нас знало, трое, понимаешь?! Кочергин — парень свой…
— Допускаю. И все-таки… Ты к тем, кто у вас на конюшне служит, приглядись.
— Двое там, — недовольно буркнул Пантелеев. — К кому приглядываться? Кудрявцев на глазах моих, можно сказать, взрослым стал. Да еще старик… Не к кому там приглядываться…
— Не торопись, Василий Матвеевич…
— Ладно, Степан Яковлевич, после операции разберемся.
— Не исключено, что об операции тоже станет известно бандитам.
— Ну, это ты чересчур!
— Возможно, и чересчур, — согласился Новиков. — Однако ухо востро держать надо…
7.
ВСЕХ, кто должен был участвовать в операции, Пантелеев собрал у себя в кабинете.
Семь милиционеров, молодые и уже в годах, все недавние бойцы Красной Армии, стояли перед ним, одинаково внимательные и озабоченные, и он в душе порадовался тому, что ему повезло командовать этими замечательными людьми, добровольно избравшими трудную, далеко не безопасную работу.
«Да откуда среди них возьмется враг? — спросил он себя. — Каждого я видел в деле и в каждом уверен, как в себе».
И придя к такому мнению, Пантелеев почувствовал освобождение от терзавших его тяжелых дум, с каким-то облегчением заговорил:
— Товарищи! Мы по своей воле и желанию стали на защиту покоя и безопасности наших граждан. Задача у нас определенная и ясная — чтоб никакая нечисть не мешала людям пахать землю и работать на заводах и фабриках, строить новую жизнь. Всем вам известно, что в уезде действует банда. На ее счету грабежи и убийства сельских активистов, смерть нашего товарища. Перед нами, товарищи, поставлена задача — найти и без всякой пощады уничтожить эту банду. И мы это сделаем!
Был уже поздний вечер. За окнами сгустились сумерки.
— Выступаем сейчас, — помолчав, тихо добавил Пантелеев.
8.
КОЧЕРГИНА вместе с несколькими милиционерами Пантелеев оставлял в городе.
— Будешь тут за меня…
Начальник розыска угрюмо молчал.
— Так надо, — сказал Пантелеев, — понял? Нельзя тылы ослаблять.
Кочергин кивнул, но смотрел в сторону.
Василий Матвеевич рассердился.
— Что ты, ей-богу, как барышня, губы надул. Оставляю потому, что верю — порядок без меня здесь будет, понял?
— Я ничего, — нехотя произнес Кочергин, — я так… Обидно все-таки…
— Обидно, обидно… Ты все там обеспечил? — Еще раньше он приказал Кочергину, чтоб никого вечером в милицейском дворе не было.
— Чисто.
Пантелеев подошел к окну. Ночь была темная, беззвездная. И вдруг возле конюшни мелькнул огонек.
— Кто там? — быстро обернулся к Кочергину Василий Матвеевич.
— Демьяныч, видно, крутится. Воронок твой что-то занедужил, старик и решил заночевать.
— Решил… — проворчал Пантелеев. — Что, ему ночевать негде?
— Так за Воронком хочет приглядеть, подлечить…
Новиков все это время молчал. Но тут подал голос:
— Не его это дело — жеребцов лечить. Тут ветеринар нужен…
— Вот-вот, — согласился Пантелеев, — конечно, не дело. Завтра ветеринара вызови. Ну, пошли? — обратился он к Новикову.
Группа выходила из здания по одному. На улице расходились в разные стороны. Лошадей не брали — рассчитали, что за три часа до Борового и пешком успеют. Собраться должны были в заброшенных разработках за кирпичным заводом. Действовали скрытно, надеялись, что застанут бандитов врасплох. Конечно, если они действительно избрали своей базой Боровое.
…Двигались оврагами, а затем по просеке Хомутовского леса, отряд вышел к Боровому. Вел его один из местных жителей, молчаливый, однорукий мужик. Это он привез в Кромск известие, подтвердившее гибель разведчика. Но сказать точно, в селе ли бандиты, не мог. Не знал.
Церковь чернела на площади, как громадный холм с остроконечной верхушкой. Справа от нее стоял дом священника.
Бесшумно окружили дом. Он был немалый, в восемь окон, с многочисленными надворными постройками.
Единственный пулемет установили на паперти — отсюда хорошо просматривалась площадь, ворота поповского дома, подходы от реки.
К Пантелееву подвели испуганного церковного сторожа. Увидев одноглазое лицо с черной повязкой, старик в ужасе прошептал:
— Помилуй, господи…
— Ты, дед, коленками не стучи, — негромко посоветовал Василий Матвеевич, — никто тебе смертью не грозит, перед тобой не бандиты, а рабоче-крестьянская милиция. И она просит тебя помочь. Иди и вызови попа. Скажи, что в церковь кто-то залез или еще что, но чтоб поп вышел и не догадался ни о чем. Много в доме людей?
— Откуда мне знать, — пробормотал сторож, все еще со страхом поглядывая на Пантелеева, — меня в дом не пускают, я…
— Ладно, все понятно, иди.
Новиков молчал.