Библиотечка журнала «Советская милиция» 1(25), 1984

— В Липкино действительно его хорошо знают, — сразу же начал рассказывать он. — Поехали к нему домой. Сорока — кстати, это его фамилия — живет вместе со старенькой теткой. Нигде не работает: больной он. Сначала отпирался: ничего не знаю. Потом, наверное, устал и магнитофон отдал. «Нате, говорит, и поиграть не успел». Когда я ему сказал: «Собирайся, поедешь со мной» — он только и спросил: «Жрать там будут давать?» Тетка его говорит, что он с двенадцати лет состоит на учете у психиатра. У них в свое время разыгралась семейная драма: отец запил, мать покончила самоубийством. Так что ты с ним понежнее.

— Спасибо! — поблагодарил Гвоздев.

Виктор — высокий, худощавый, с длинными, до плеч, волосами цвета соломы, с бледным лицом, на котором тускнели голубые равнодушные глаза, — вошел и бесцеремонно, не спрашивая разрешения, плюхнулся на стул.

— Ух, устал! — произнес он, отдуваясь.

— Отдохни, — дружелюбно ответил Александр Михайлович. — Только вот на этот стул садись, пожалуйста, — показал он ему на стул около своего стола.

— А мне и тут удобно, — самоуверенно отказался Виктор.

— Садись поближе, потолкуем по душам, — попросил Гвоздев.

— Хватит ломаться! — не вытерпел Лукин.

Лукина Сорока послушался, возражать ему и не попытался.

— Давай будем знакомиться, — мягко предложил Гвоздев. — Тебя Виктором зовут?

— Ты же все знаешь, — рубанул тот, — чего спрашиваешь зря!

Какая-то струна в душе Александра Михайловича дрогнула и натянулась от такого грубого выпада, но он подавил неприятное чувство, помня, что перед ним больной человек.

— Не надо так, Виктор, — мягче прежнего сказал он. — Сам понимаешь: мне протокол писать надо. Дело это важное.

— Важное? — В глазах Виктора на мгновение вспыхнули огоньки, но тут же погасли. — Важное? А… Надоели вы все. И ты тоже, — равнодушно проговорил он и отвернулся.

Лукин привез паспорт Виктора и некоторые другие документы. В них были все необходимые сведения об этом парне, но надо было как-то вступить с ним в контакт, пробудить интерес. «Может быть, его сдерживает присутствие Лукина», — подумал Александр Михайлович.

Улучив момент, он выразительно посмотрел на инспектора и показал глазами на дверь. Лукин понял и распрощался, сославшись на неотложные дела.

Гвоздев еще раз просмотрел документы Сороки. Отклонения в психике подтверждались. Спросил без всякой подготовки:

— А курить-то ты как, куришь?

— Врачи не велят, а я курю, — ответил Виктор, — потому что я дурак. Мне курить вредно, а я все равно курю.

— Хочешь сигарету?

— Давай.

Еще помолчали. Хотя время уже перевалило за восемь, Александр Михайлович не торопился.

— Это ты зря, что ты дурак, — посчитав, что пауза достаточно выдержана, мирно, по-дружески проговорил он, — что больной — это верно, но не дурак ты вовсе — кто это тебе внушил?

Сорока курил с жадностью, делая глубокие затяжки.

— А ты хороший мужик, — сказал он, докурив. Поплевал на окурок, бросил на пол и примял каблуком. — Другие мне только и говорят: дурак, дурак. А ты понимаешь, что я больной. У меня мать, знаешь, какая красивая была? А отец, гад, пил. Тебе это не интересно. Тетка старая, меня любит, теперь плачет без меня.

— Ну вот и надо побыстрее составить протокол, — сменил тактику Александр Михайлович.

— А-a!.. — протянул Виктор. — Это другое дело. Так и скажи, что не можешь без меня. Я знаю: не составишь протокола, тебе начальство по первое число выпишет. А помочь я всегда… Даже с удовольствием. Почему не помочь, когда просят?

С трудом заполнили строки с анкетными данными. Эту, совершенно безобидную, первую формальную страницу протокола допроса Витька подписал, сдвинув брови и плотно сжав губы.

Затем, ставя время от времени незначительные наводящие вопросы, Гвоздев кратко записал в протокол все, что считал важным и нужным.

— Ну вот, — закончив работу, сказал он. — Подпиши здесь и здесь.

Сорока подписал, подумал и спросил:

— И это все?

— Все! — ответил Александр Михайлович, полагая, что этим обрадует допрашиваемого.

— Нет! — возразил тот. — Я не согласен. Что это за протокол! Бумажка какая-то! Ты всю мою жизнь запиши. Ты пиши, а я диктовать буду, — с полнейшей серьезностью потребовал он.

— Музыку любишь? — спросил Александр Михайлович, переводя разговор на другую тему.

— Музыку? Нет, не очень. У меня от музыки голова болит.

— Так для чего же магнитофон взял?

— Магнитофон? А это Обалдуй велел. Говорит: принеси мне магнитофон, гульнем на май. Я сказал, что магнитофона у меня нет, а он говорит — найди! Найди и принеси! Тут как раз магнитофон мне и попался…

— Ведь вот какой ты добрый человек! — заметил, пряча иронию, Гвоздев. — Между тем выпивать тебе, наверное, совсем нельзя.

— Врачи говорят: ни-ни! Ни капли, ни грамма! Да это все врачи. На май мы бы погуляли. Во! — и Сорока провел большим пальцем под подбородком. — Досыта!

— Где ж на водку возьмешь? Не работаешь…

— Ха! Только по секрету: Обалдуй с Ежом магазинушку взяли. Водки залейся! — и добавил мечтательно: — Хорошо бы погулять! — Потом вдруг спросил встревоженно: — А домой меня отпустите?