Библиотечка журнала «Советская милиция», 6(36), 1985 г.

Турчин вдруг ощутил, как по всему телу прошла горячая волна. В сознании вспыхнуло: значит, Шамрай. Так вот какой ты, голубчик. Заметаешь следы, спасаешь свою шкуру и какой ценой... Хотя цена тебя не интересует. Собственная шкура превыше всего. Только почему так примитивно и грубо?

— Именно это обстоятельство и заставило меня пригласить вас, — объяснил Скрипка. — Теперь, когда вы вошли, так сказать, в курс дела, продолжим следствие. Мне кажется, надо хорошенько допросить бригадира. Он должен знать больше всех...

— О чем?

— О связях Шамрая с погибшим Антонюком.

— И я тоже так думаю. Только мне хотелось бы предварительно ознакомиться с материалами, собранными комиссией.

— Пожалуйста. Они к вашим услугам.

КОРОТУН вошел в небольшую комнату, которую почему-то называли прорабской. Он был мрачен, мясистое лицо расползлось, глаза потемнели еще больше и в них горели злые огоньки, а крутые сильные плечи опустились.

— Я чувствовал, что это пьянство до добра не доведет, — пожаловался он чуть ли не с порога. — Теперь вот на тебе, дождался ЧП на свою седую голову.

Говорил он долго и жалобно. Как и вчера, клял свое доброе сердце, готовое каждого жалеть, каждому прощать, ругал на чем свет стоит Шамрая, обещал впредь быть умнее и осторожнее. Слушая его, Турчин все больше убеждался — бригадиру ничуть не жаль погибшего парня. Просто он боялся за себя.

— Послушайте, — перебил он его, — что, Леонид Антонюк вышел на работу в нетрезвом состоянии?

— Если б я знал... Если б я знал... Я б тогда и на пушечный выстрел не подпустил его к башне.

— Вы что, нечувствительны к запаху спиртного? — вмешался следователь.

— Почему же, чувствителен...

— Так как же случилось, что вы допустили его к работе? Вы же видели его, разговаривали с ним?

— Какой там разговор... Перекинулись несколькими словами. Монтажники свой объем работы знают на неделю вперед. Так что нарядов на каждый день я не даю. А Шамрай с Антонюком еще и опоздали. Они, кстати, всегда опаздывали, когда перебирали.

— А откуда вы знаете, что они вчера пили?

— Во-первых, их обоих вчера не было на работе, вот я и уверен, что не просто выпили, а поднабрались прилично. Во-вторых, разве не видно по лицу? Шамрай, к примеру, всегда, когда переберет, на следующий день ходит, как сыч — лицо опухшее, глаза красные, голос хриплый, ну и, конечно, перегаром несет.

Турчин неожиданно подумал о бригадире: «Интересно, каким бываешь ты, когда переберешь?» Он знал, что Коротун тоже не святой, но пьяным его никто не видел, даже хозяйка дома, где он снимает отдельную комнату. Запирается в ней и не выходит, пока не протрезвеет. Боится уронить свой авторитет.

Оперуполномоченный посмотрел на Коротуна внимательнее. Кажется, никаких признаков того, что вчера был пьян: лицо свежее, только сердитое. Но кто же в такой ситуации будет не мрачен и не сердит?..

— Так вы все-таки чувствовали запах от Антонюка? — продолжал допрос Скрипка.

— Чувствовал.

— Так почему же допустили его к работе?

— А черт его знает! Не разобрался, думал, что отдает вчерашним. А оказалось, ошибся. Шамрай сам признался, что они с Антонюком успели опохмелиться.

— И часто они опохмеляются?

— Этого я не знаю... А вот с похмелья последнее время на работу появлялись частенько. Случалось, и совсем не выходили. И все из-за него, этого проклятого Шамрая! И откуда он только взялся на мою голову! — перешел на излюбленную тему Коротун.

— Шамрай пьянствовал только с Антонюком? — перебил его следователь.

— Ежели бы так!.. Он разложил всю бригаду.

— Так уж и всю?

— Ну, почти всю. Разве это теперь имеет существенное значение?

— Несомненно. Но сначала разрешите спросить вас: где были вы? Почему мирились с таким явлением?

— Прежде всего надо сказать, что Шамрая мне подсунула милиция. Опять-таки она же и запретила увольнять его.

— Позвольте, — лейтенант глянул на бригадира. — Но ведь разговор об этом был только вчера.

— Разве у нас милиция — это только вы? — раздраженно ответил Коротун. — Если бы не милиция, его бы давно и след простыл. А то ведь нет, воспитывай. А у меня и без воспитания забот выше головы. На моих плечах вся стройка, а знаете, каково сейчас строить: этого не хватает, а то есть, да не такое, как нужно... Вертишься как белка в колесе. Бывает, по нескольку дней не являюсь на объект. Что они тут без меня вытворяют?.. Я докладывал обо всем этом начальству и письменно, и устно... А толку никакого. Теперь же, когда случилось несчастье, все в стороне, а ты, бригадир, подставляй шею.

— Конечно, хлопот у вас много, — согласился следователь, — но вы хоть раз говорили с ним по-человечески?

— Говорил и не раз. А главное — терпел его, не выгонял. Другой на моем месте давно бы вытурил его в три шеи. И милиции не послушался бы. А я — нет. Мирился, защищал, даже вот перед товарищем лейтенантом. И теперь получил. Как говорится, у Фили пили, Филю и побили.

— Никто вас пока не бьет.

— Это правда, сегодня не бьют. А завтра всыплют по первое число. Вот уж не везет, так не везет. Ежели бы не эта история, я имел бы благодарности и премию, ведь что ни говори, а башню мы сдаем на месяц раньше.