Читаем Библиотечное дело. Избы-читальни. Клубные учреждении. Музеи полностью

Мне раз как-то пришлось редактировать книгу Джона Рида. Первый рассказ назывался «Дочь революции». Там рассказывалось, в какой обстановке жила дочь коммунара, какой быт ее окружал, как он на нее влиял. Дед был коммунаром, отец и брат социалистами, участниками забастовки, а дома оставался обычный мещанский быт. Слышала она большие слова — «революция» и т. п., видела, как для этого жертвовали жизнью, но в то же время она наблюдала и обывательский мещанский быт. Кончается рассказ тем, что эта девушка решила уйти из мещанского быта рабочей жизни и стала проституткой. Это очень заострено. И в этом рассказе и в ряде других Джон Рид как раз подчеркивает тесную связь между социалистической пропагандой и тем, как она претворяется в жизнь, в быт. Если на собраниях люди говорят о социализме, а в жизни, в быту, живут, как отцы и деды жили, то получается противоречие, которое отталкивает людей.

Я думаю, что сейчас вопрос стоит не только о том, что клуб должен быть связан с бытовыми вопросами. Это правильно и верно. Но важно не только это, важно, чтобы быт, который клуб помогает строить, был не обыкновенным бытом, а бытом социалистическим. Мы должны к этому вопросу подходить, рассматривая повседневный быт через социалистические очки. Это большие слова, и не всегда их можно употреблять, но в данном случае надо это сказать, потому что одно дело, например, обычная швейная мастерская, когда она учит шить для себя, и другое дело — пошивочная мастерская, где шьется одежда для ребят-дошкольников и пр. Одно дело, когда идет речь о семье — как бы ей лучше прокормиться, и другое дело, когда ставятся и проводятся вопросы общественного питания. Важно, чтобы вопрос не только обсуждался в клубе, но чтобы клуб помогал организации этого дела, чтобы он перестал быть только местом, где собираются, чтобы убить время, а стал бы местом, где получается зарядка для практической работы.

У нас очень много и на собраниях и в печати говорится о тех- или иных недостатках нашего быта, нашей жизни. Обследовательских комиссий у нас видимо-невидимо, а практических результатов очень мало.

Сейчас у нас очень большие «ножницы» между успехами в области промышленности, организации хозяйства и нашим бытом. В самом деле, если мы возьмем какой-нибудь громадный завод, то быт там тот же, что был и раньше. Если взять сезонников, то они спят так же без простынь, без одеял, бараки бог знает как устроены. Войдешь в казарму — быт тот же, что и был. Масса начинает этого не выносить. Кажется, что либо пустые слова все то, что написано, либо надо сделать какие-то практические шаги.

Тут клуб может сделать чрезвычайно много, но только тогда, если он будет правильно организован, если он будет опираться на массу местных клубов при небольших предприятиях, при жилтовариществах и т. д. Они все должны объединяться в большом клубе, который должен организовать работу мелких клубов и красных уголков, должен быть организатором работы. Какой-нибудь большой вопрос, который обсуждается в клубе, должен потом обсуждаться в красных уголках, а то теперь у нас красные уголки сами по себе, а клубы сами по себе. Между ними нет увязки. У нас нет такого, чтобы большой клуб пускал свои щупальца во все стороны жизни — ив красные уголки, которые имеются на заводах, и в красные уголки при жилтовариществах — и помогал организовать жизнь, ибо сейчас совершенно невозможно жить так, как мы живем. Это остро сознается всеми. Недаром и ЦИК и ЦКК обращают особое внимание на это.

Это не значит, что мы выбираем — или лицом к производству, или лицом к быту. Тут товарищи правильно говорили, что эти две вещи неразрывно связаны между собой. Надо, чтобы весь труд был правильно налажен, правильно организован, чтобы не было бытовых помех, тормозящих производство. Я себе не представляю, чтобы клуб занимался только бытовой работой. Он будет заниматься и вопросами производства, политики, но эти вопросы будут ближе связаны с жизнью.

Для II Интернационала характерен был разрыв между бытом и теоретическими вопросами. Какой-нибудь докладчик социал-демократ выступает на собрании и высказывает очень радикальные взгляды, а приходит домой и становится обычным бюргером, мещанином. Мы во время эмиграции жили с Владимиром Ильичей в Лондоне. К нам приходил один товарищ, которым была написана прекрасная (по тому времени) книжка по английскому рабочему движению. Если он приходил и не заставал Владимира Ильича, он начинал со мной говорить на «женские» темы: скверно жить одному, как собака живешь, белье не стирано, хозяйство плохо, надо-де ему жениться, взять хозяйку в дом. То же приходилось наблюдать в швейцарском и французском быту. Эта мещанская жизнь очень связывает, принижает женщину, да и мужчину тоже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.К.Крупская. Собрание сочинений

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное