Читаем Библиотечное дело. Избы-читальни. Клубные учреждении. Музеи полностью

Прошли годы, та или иная квартира, которую посещал Ильич или где жил несколько дней, занималась разными жильцами, менялись обои, мебель, весь облик квартиры.

Помню, как раз приехали из какого-то вновь создававшегося музея в Кремль, искали в Кремле мебель, чтобы получше поукрасить квартиру, которую когда-то посещал Ильич.

Центральный музей Ленина служит образцом того, как надо организовывать филиалы.

Надо относиться с большой осторожностью и к картинам, изображающим Ильича. Бывает так, что художник не столько озабочен тем, чтобы дать живой образ Ильича, показывающий его в тот или иной переживаемый момент, сколько тем, чтобы дать обстановку. Меня иной раз допрашивают художники, какой стул был в кабинете Ильича — черный или желтый, что стояло у него на столе, была ли на нем кепка или котелок, какого цвета было пальто и т. д. и т. п. Что я могу сказать? И если бы даже могла ответить, то что бы это дало?

Можно установить по ряду воспоминаний внешние реакции Ильича (быстро ли ходил, как держал руку, как смеялся и пр.), но, чтобы дать живой образ Ильича, этого мало. Для этого надо как можно лучше изучать его произведения. Тридцать томов произведений Ленина, Ленинские сборники, даты жизни, письма к родным, ряд многочисленных фото дают возможность хорошо изучить Ленина как человека и революционера.

Важно только рассматривать все статьи, все высказывания Ленина в их исторической перспективе, во всех связях и опосредствованиях. Без этого не понять до конца ни Ильича, ни его учения.

К сожалению, знания исторической обстановки во всей ее конкретности у нас маловато. Знают тот или иной период, знают «вообще». А без знания всех исторических условий — нельзя показать по-настоящему Ильича.

Только изучив Ленина по его произведениям, по документам, в связи с менявшимися историческими событиями, можно в постановках, игре, картине дать Ленина таким, каким он был.,

Надо дать настоящую улыбку Ленина, его привычные жесты, его взгляд. Уметь это для художника, для актера, для постановщика необходимо, но надо знать еще, когда что дать. Возьму пример.

Ильич выступает в разных условиях на одну и ту же тему. У него будет одно выражение, когда он говорит это, разъясняя; причем разное, когда он разъясняет то же кружку рабочих, которых хорошо знает, или выступает на широком, массовом собрании. Совсем другое выражение у него, когда он говорит о том же, но разговор носит характер спора; причем, когда он рассказывает о спорных вопросах человеку, которого близко знает, любит, у него будет одно выражение, несколько другое, когда он спорит с единомышленниками, товарищами по работе, и опять-таки совсем иное, когда он спорит с классовым врагом. По-одному он говорит, когда речь идет о каком-нибудь второстепенном вопросе, по-другому, когда момент решающий, когда от решения обсуждаемого вопроса зависит ход событий.

Что, когда, кому говорится — надо тщательно учитывать. Художники не всегда это умеют делать. В Центральном музее Ленина есть картина Соколова «Приезд Ильича из второй эмиграции»[137]. Самое удачное в этой картине — светлое выражение лица у Ильича, после долгих лет второй эмиграции вернувшегося на родину, увидевшего встречающие его массы. Один рабочий в стихах так выразил этот момент: «Вождь переживает, шапку снимает».

Неверно было бы, если бы художник изобразил лицо Ильича равнодушным или просто радостно, дружески улыбающимся: не отразилось бы тогда на лице, как вождь переживает момент встречи с массами. Стихи рабочего, где он описывает, как «вождь переживает», как «массы переживают», я переслала в Музей Ленина. Мне казалось, что неплохо было бы прочитывать это стихотворение при показе картины Соколова.

Есть другая картина — Моравова, рисующая беседу Ильича с солдатами в пустом вагоне по дороге из эмиграции в Питер. Ильич вслушивается в вопросы солдат, отвечает на них. Об этой беседе прислал воспоминания солдат, председательствовавший на этом собрании. Он пишет, в каком полку он тогда служил, на какой станции он вошел в вагон, как разговаривал с Ильичем, как его выбрали председателем собрания, на какую тему шел разговор. Я переслала также это письмо в Музей Ленина. Все в нем верно. Это письмо — исторический документ.

Конечно, не все воспоминания одинаково ценны. Под видом воспоминаний иногда фигурируют умышленные и неумышленные выдумки, причем люди упускают из виду, что есть «даты жизни Ильича»: то уверяют, что Ильич сидел в Александровском централе, то — что в 1911 г. жил в Уфе, и т. д. и т. п. Но и в невыдуманных воспоминаниях часто много субъективного: часто люди вспоминают то, что им хочется вспомнить, проходя мимо важного, особенно характерного. В художественных произведениях, в картинах, скульптурах, в игре актеров субъективизма еще больше. Им очень надо проверять себя.

Работа режиссера, актера, художника очень ответственна: они могут сделать очень много для восприятия живого образа Ильича широкими массами, но могут и исказить этот образ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.К.Крупская. Собрание сочинений

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное