Теперь вопрос о жилище — вопрос очень важный. Я не знаю, как новые жилища у нас строятся, но тут в буржуазных государствах есть чему поучиться. Живешь в маленькой квартирешке, тут тебе и шкафчик для книг, и для кастрюлек и т. п., вделанный в стену, — никакой мебели покупать не надо. Тут же газовка, и делается все очень быстро — в полчаса можно сделать обед. Это тоже нам необходимо, ибо без этого женщина не раскрепощена.
Дальше вопрос о борьбе за здоровье. Тут тоже об этом говорить на центральных курсах как будто зазорно, но говорить приходится. Посмотрите, как мы открываем столовку. Открываем торжественно, тут и представители партии, и Советской власти, и Нарпита. Пропели «Интернационал», все хорошо. А придешь туда через месяц — опять как в трактире. Ходит человек и смахивает все кости на пол, опять «классическая» грязь. Тут никакими резолюциями и постановлениями (хоть бы ЦК постановил) этого не изживешь, а нужно начать борьбу повседневную, борьбу за чистоту. Тов. Цеткин рассказывала, как Владимир Ильич показывал ей письмо ребят. Они писали: «Мы в школе руки моем, уши моем», — и еще в таком роде Владимир Ильич говорит Цеткин: «Неужели мы социализма не построим? Ведь вот ребята учатся новой жизни». В этом разговоре ярко выяснилось то, что Владимир Ильич представляет социализм не так, что торжественно кто-то приходите музыкой и вводит социализм, а что это длительный процесс, требующий упорной повседневной работы.
В Хамовническом районе есть клуб «Красная Роза». Меня туда позвали раз делать доклад. Так как выступала женщина, да еще старуха, то все старухи, которые никогда не ходили на собрания, пришли. После доклада я сижу на скамье, и вот начинают показываться кусочки быта. Бежит женщина с плачем: она пошла на собрание, а бывший ее муж, с которым она разведена, но на одной жилплощади живет, ее побил за это. Сидит со мной рядом рабочий, передовой, и рассказывает: «Я во всем помогаю жене, один день она, другой день я работаю. А вот сыну комсомольцу мы до холодной воды не даем дотронуться». Тут, с одной стороны, новый быт, взаимопомощь, а комсомолец или комсомолка пусть по-барски живут. Тут есть и от новой жизни, есть и от старого презрительного отношения к черной работе, которое долго еще не изживется. Тут дело самого комсомола не давать применять к себе такие мерки. Тут надо, чтобы были новые отношения по существу. Вот на таких домашних отношениях и сказывается, как трудно установить взаимную помощь в таких мелочах.
Я несколько отвлеклась, перейду к вопросу о борьбе за здоровье. В наших школах на борьбу за чистоту обращают большое внимание. Конечно, тут нельзя во всем следовать Швейцарии, там это вырождается в мещанство. Я помню, прихожу я домой, а хозяйка мне в ужасе говорит: «Была ваша знакомая, и я у ней на плече, на платье увидела волос. Я прямо со стыда вся покраснела, не зная куда деваться». Конечно, это показывает, что она так поглощена этими мелочами, что ни о чем другом думать не может. У нас тут должно быть нечто среднее. С одной стороны — умение работать и делать все разумно, а с другой стороны — не быть во власти этих мелочей. Когда живешь за границей, то поражаешься, как женщина во власти их. Она умирает, если кастрюлька не так вычищена, не так блестит или не так висит, как следует. Когда умение работать идет рядом с общественными интересами, то это правильно. Но там женщина никогда на собрание не пойдет, общественных интересов у ней никаких, и поскольку она поглощается мелкими заботами, то человек совершенно вырождается; она попадает во власть своих кастрюлек, вычищенных платьев и т. д. Получается необыкновенная пошлость и мещанство.
Это ведь страшная бедность содержания жизни. Нужно найти правильный подход.
Но если ребята еще учатся в школе чистоте, то надо сказать, что вообще у нас борьба за чистоту еще очень слаба. У нас теперь борьба за физкультуру. Бегают все, высуня язык, а дома форточка как была, так и остается заклеенной. Не увязывается у нас физкультура с бытом. Я считаю, что борьба за чистоту в нашей отсталой стране очень нужна. Это показали все тифы, холеры и другие повальные болезни, которые имеются только в отсталых странах. Ведь за границей хозяйка умерла бы, если бы у ней на стене показался клоп или блоха, а у нас это бытовое явление.
Вопрос о сне у нас никакого внимания не привлекает. Помню, приехала сюда американка. Она мне говорит: «Как у вас мало спят, как у вас дети мало спят». До этого мне и в голову не приходило это, а потом я обратила внимание. Действительно, у нас ребята сидят до 11–12 часов, как взрослые. Конечно, это отчасти жилищными условиями объясняется, а отчасти и потому, что не знают, что ребенку нужен сон. В основном наш отсталый быт основан на неизжитой еще у нас нищете.