Библиотека Дон Кихота

Алонсо Кихано, между тем, продолжал по-прежнему стоять ногами в седле, испытывая нестерпимую боль в правом запястье. Он боялся одного: конь сдвинется с места, он безжизненно повиснет в воздухе, задыхаясь от боли, пока кисть сама собой не отделится от остального тела.

Сцена на вента де Квесада, увиденная глазами алжирского раба

Мигеля де Сервантеса Сааведра

Мигель ничего не знал про готовящийся спектакль. «Однорукий» видел перед собой только то, что видел: сама Смерть, а вместе с ней Судьба и Время преграждали ему путь туда, откуда и доносился еле слышный стон самого великого, самого отчаявшегося в мире Неудачника. Его фигура повисла в воздухе. Аллегорические маски венецианского карнавала зловеще обступили повешенного за правое запястье человека. И никто не собирался ему помочь.

И тут Мигеля словно заклинило. Венецианский карнавал живо напомнил ему о Гассане Паше, прозелите-венецианце, а рука незнакомца-неудачника, за которую его кто-то и подвесил к оконной раме, связалась с собственной раной, полученной в битве при Лепанто.

Мигель не знал, с кем ему предстоит сейчас вступить в бой: с представителями потустороннего мира или с вполне реальными врагами из плоти и крови. Да это и неважно было. Главное сейчас — прорваться к тому, кто повис в воздухе, кто познал большую Неудачу, чем он, Мигель. Главное сейчас — это освободить стонущего человека. «Однорукий» по собственному опыту знал, каково это — потерять руку.

И Мигель начал действовать точно так же, как когда-то в морском бою с турками, когда он смело шагнул на абордажную доску шириной в два фута. Вперед и только вперед. А там будь, что будет. Главное — рвануться без страха всем своим телом навстречу судьбе.

Мигель кричал во все горло, ругался самыми последними словами и наносил здоровой рукой удары направо и налево:

— Отпустите! Слышите? Отпустите его, сволочи!

Сообразив, что к нему кто-то спешит на помощь, слабый на голову Алонсо Кихано и сам принялся кричать нечто невообразимое, возомнив, видно, что к нему на выручку спешит ни кто иной, Амадис Гальский.

Актеры, между тем, сообразив, что спектакль провалился, быстро убрались по своим комнатам, от греха подальше, как говорится.

Мигель оказался у самых ног беспомощно болтающегося на одной руке Алонсо Кихано. Он принялся приподнимать Великого Неудачника за обе ноги, чтобы ослабить давление на руку.

— Спасибо, спасибо, сеньор странствующий рыцарь, — запричитал Алонсо Кихано, — вы как нельзя вовремя пришли мне на помощь. Простите, не имею чести знать вашего имени, но уверен, что оно принадлежит к древнейшему и благороднейшему роду.

Между тем две молодые дамы тайком поднялись на второй этаж и отвязали уздечку, освободив тем самым Алонсо Кихано из его мучительного заточения.

Но беды на этом не закончились. Хозяин постоялого двора, раздосадованный на то, что его лишили развлечения, подговорил погонщиков мулов, чтобы те в отместку за сорванное представление забросали двух увечных психов камнями.

Как только бедолаги, Мигель и его собрат по несчастью Алонсо Кихано, присели от усталости прямо на землю, прислонившись спинами к стене дома, на них тут же обрушился целый град камней. Это жестокое наказание было очень хорошо знакомо Мигелю еще по алжирскому плену. Самое ужасное в нем было то, что от камней нельзя было укрыться, а, главное, нельзя было нанести ответного удара.

И тогда Мигель кинулся всем телом в сторону рыцаря, чтобы защитить его, а рыцарь, в свою очередь, попытался сделать то же самое. Одна Неудача продолжала соперничать с другой. В результате два сумасшедших во взаимном стремлении превзойти в благородстве другого с невероятной силой столкнулись лбами и повалились на землю к вящей веселости погонщиков мулов и самого хозяина постоялого двора: хоть в таком виде, а забава удалась. И, вообще, два сумасшедших — это лучше, чем один. Надо лишь тщательнее продумать, как с помощью комедиантов устроить представление.

Между тем два благородных человека, изрядно побитые камнями, продолжали валяться в пыли во дворе венты де Квесада. Книге удалось свести воедино то, к чему она так стремилась.

Испания, наши дни

Упал Гога на деревянную палубу какого-то парусника. Упал больно — на правую руку. Но ужас, который он ощутил на этот раз, был настолько силен, что смог помочь забыть о всякой боли.

На бедное суденышко накатывал очередной огромный вал, готовый отправить этот спичечный коробок, называемый судном, прямо на дно. Команда оказалась разношерстной: здесь были мужчины и женщины разной национальности. Из последних сил каждый пытался бороться со стихией. Но Грузинчик в один миг понял, что все усилия команды окажутся напрасными. Он сообразил, что это за текст, столь неожиданно ставший реальностью. Это была знаменитая сцена из романа Виктора Гюго «Человек, который смеется». Урка с компрачикосами на борту была обречена на гибель.