А без этого во время корриды нет шанса дать знать о себе трагическому чувству жизни — duende.
Пришлось сесть в седло, чтобы отправиться в самое сердце болот. Они трусили так несколько часов и все ради того, чтобы хотя бы одним глазом взглянуть на самых лучших во всей Испании быков. Но их нигде не было видно. Одни птицы и больше ничего. Воронов и его сопровождающий начали даже терять надежду. Но вдруг раздался крик: «Смотри!»
И откуда-то слева из густых зарослей травы, словно призрак, материализовалась в воздухе мощная фигура животного. Уши быка торчали так же грозно, как и огромные рога. Он почти растворился в общей серой унылой атмосфере дождливого зимнего дня. Воронов и его спутник замерли. Даже лошади, казалось, почувствовали всю торжественность момента. Остановился и бык, до этого мелкой трусцой приближавшийся к всадникам.
Несколько минут, сохраняя полную неподвижность, они напряженно всматривались друг в друга. И тут к ужасу своему всадники стали различать в сером тумане, нависшем над болотами, смутные силуэты других животных. Один, два, три, пятнадцать, двадцать чудовищ смотрели теперь на них.
Медленно этот боевой отряд двинулся по направлению к двум всадникам. Казалось быками управляла не столько слепая ярость, сколько простое любопытство.
Очень скоро животные оказались в опасной близости от людей. Воронов почувствовал, что весь покрылся холодной испариной и в животе предательски зажурчало. Матадор попытался успокоить профессора:
— Они не будут атаковать нас, пока держатся стадом и пока мы в седле. Не бойтесь, сеньор, и крепче держитесь за поводья.
Так Воронов, ни жив, ни мертв, и остался сидеть в седле, не смея даже перевести дыхание. Они оказались сейчас в самом центре стада. Но прошло еще несколько мгновений, и быки исчезли в сером тумане так же внезапно, как и появились.
Потом, когда неожиданно взошло солнце, Воронову посчастливилось на фоне бесподобного заката увидеть еще одну фантастическую картину: профиль быка-исполина, на голове которого сидела маленькая птичка. Она заботливо что-то вычищала на могучем туловище, словно заранее готовя для выступления на арене то место, куда и должен был быть нанесен удар милости божьей, последний удар тореадора, подобный удачной рифме в завершающем стихе любовной канцоны.
Крылатая птичья воздушная и грубая, земная, бычья природа болот в этот момент заката словно сплелись воедино. Это и был самый выразительный символ религии кихетизма, как показалось тогда Воронову.
Видел Воронов и Толедо и, конечно же, церковь святого Фомы, где находится знаменитая картина Эль Греко «Похороны графа Оргаса». Но в Толедо, в этой древней столице Иберии, его поразил не столько всемирно известный шедевр, сколько забавный и таинственный случай, свидетелем которого и стал московский профессор.
Одну американскую делегацию вел по городу-музею старый испанец лет восьмидесяти. С ним находился гид-переводчик. Из разговора Воронов понял, что старик-испанец оказался бывшим тореадором. Был он сухощав, необычайно подвижен, в отличной форме и небольшого роста. Бывший тореадор всем своим видом давал понять, что время над ним не властно. Его глаза горели, и старик был необычайно галантен. Во время своего рассказа он даже пытался кокетничать с одной молодой и весьма привлекательной американкой.
Группа экскурсантов тем временем остановилась у какой-то старинной и наглухо заколоченной тяжелой дубовой двери. Этой двери на вид было лет пятьсот или шестьсот.
Гид-тореадор начал рассказ о 1492 годе, о выселке из Испании по приказу Торквемады всех евреев и мавров. Рассказ получился впечатляющим. И тут молодая американка, с которой и пытался заигрывать восьмидесятилетний тореадор, достает из своего рюкзачка огромный ключ.
Все недоумевают — в чем дело? Что это значит? Зачем нужен этот древний огромный ключ?
Наступает театральная пауза.
— Попробуйте, мистер, — предлагает американка тореадору. Переводчица на испанском излагает просьбу.
— Простите, очаровательная сеньора, но что я должен попробовать?
— Вставьте этот ключ в замочную скважину, мистер. И попробуйте ее открыть.
— Но дверь заколочена.
— Неважно. Если ключ повернется, то все в порядке.
Вставили. И, о чудо! Ключ подошел. Он легко повернулся вокруг своей оси, и древняя пружина сработала. Дверные створки с жутким скрипом начали приоткрываться, выворачивая старые гвозди из прибитых было досок. За дверью оказалась глухая кирпичная стена.