Библиотека душ

Голос был слабым, но знакомым, с русским акцентом. Складывающийся человек. Вглядевшись в темноту, я едва различил возле края платформы его бесформенный силуэт с одной поднятой рукой. Во время общей свалки в него попала пуля, и я полагал, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но он лежал здесь и махал нам рукой.

— Сергей! — крикнула Эмма.

— Вы его знаете? — спросил Эддисон с подозрением.

— Он был одним из беженцев мисс Королек, — ответил я и насторожился, услышав нарастающее завывание сирены, эхом доносящееся с поверхности. Приближались проблемы, возможно, проблемы замаскированные под помощь, и я волновался, что с каждой секундой наш шанс на безопасный выход становится все меньше. Но, с другой стороны, мы не могли просто бросить его.

Эддисон поспешил к складывающемуся человеку, огибая самые большие завалы стекла. Эмма позволила снова взять себя под руку, и мы с ней поплелись следом. Сергей лежал на боку, усыпанный осколками стекла и весь в пятнах крови. Пуля явно попала куда-то в жизненно важный орган. Его очки в тонкой оправе треснули, и он постоянно поправлял их, пытаясь получше разглядеть нас.

— Чудо, чудо, — произнес он скрипуче, блеклым как спитой чай голосом. — Я слышал, ты говорить на языке монстра. Это есть чудо.

— Нет никакого чуда, — возразил я, опускаясь на колени рядом с ним. — У меня не выходит. Я уже потерял эту способность.

— Если дар внутри тебя, он быть навсегда.

Эхо донесло до нас шаги и голоса сверху. Я осторожно отодвинул осколки, чтобы можно было просунуть под складывающегося человека руки.

— Мы возьмем вас с собой, — заявил я.

— Оставь меня, — прохрипел он. — Меня скоро не станет.

Не слушая его, я скользнул под него руками и поднял. Он был длинным как лестница, но легким как перышко, и я держал его на руках как большого ребенка. Его тощие ноги болтались возле моего локтя, а голова покачивалась у меня на плече.

Две фигуры, грохоча ботинками, сбежали по последним ступеням эскалатора и остановились в окаймлении бледного дневного света, вглядываясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы тихо опустились на колени, надеясь, что они не заметят нас, что это просто гражданские, решившие сесть на поезд. Но затем я услышал треск рации, и они оба зажгли фонари, лучи которых блеснули на светоотражающих жилетах.

Это могли быть медики или спасатели, или твари, замаскированные под таковых. Я не был уверен, пока они одновременно, как по команде, не сняли широкие солнцезащитные очки.

Ну конечно.

Наши варианты только что сократились наполовину. Теперь был только один путь — в туннель. Нам ни за что не удастся сбежать от тварей в нашем нынешнем состоянии, но скрыться все еще представлялось возможным, пока они не видели нас, — а они еще не видели, — среди хаоса и разрушений, царивших на станции. Лучи фонарей, перекрещиваясь, шарили по полу. Эмма и я медленно попятились к краю платформы. Если бы только нам удалось проскользнуть в туннель незамеченными… Но Эддисон, будь он неладен, не двигался.

— Идем! — прошипел я.

— Это работники медицинской службы, а этому человеку нужна помощь, — произнес он чересчур громко, и тут же лучи подпрыгнули с пола и метнулись к нам.

— Стоять! Не двигаться! — проревел один из мужчин, хватая из кобуры пистолет, в то время как второй нашаривал рукой рацию.

Затем одна за другой быстро произошли сразу две неожиданные вещи. Первое: как только я собрался сбросить складывающегося человека на пути и прыгнуть следом вместе с Эммой, из туннеля раздался оглушительный гудок, и в лицо нам ударил ослепляющий луч света. Несущийся на нас поток плотного сырого воздуха был вызван, разумеется, поездом. Составы все же продолжали ходить, несмотря на взрыв. Второй вещью, возвестившей о себе болезненным уколом у меня в животе, было то, что пустóта сорвалась с места и скачками понеслась в нашем направлении. Мгновение после того, как я почувствовал это, я увидел ее, разрывающую клубы пара, — черные губы растянуты в стороны, языки хлещут по воздуху.

Мы оказались в ловушке. Если мы побежим к лестнице, нас подстрелят и схватят. Если мы прыгнем на пути, нас раздавит поезд. И мы не могли сбежать на поезде, потому что пройдет, по меньшей мере, десять секунд перед тем, как он остановится, двенадцать до того как откроются двери и еще десять, прежде чем они захлопнутся, и к этому моменту мы успеем умереть тремя разными способами. Я сделал то, что делал почти всегда, когда у меня кончались идеи — посмотрел на Эмму. Я мог прочесть по отчаянию на ее лице, что она понимает всю безнадежность нашего положения, и по ее каменно сжатым челюстям, что она собирается действовать в любом случае. Только когда она вскинула руки и, пошатываясь, пошла вперед, я вспомнил, что она не видит пустóту, и попытался предупредить ее, дотянуться до нее, остановить. Но я не мог вымолвить ни слова, и не мог схватить ее, не выронив складывающегося человека. Эддисон был уже рядом с ней и гавкал на тварей, в то время как Эмма безуспешно пыталась сделать пламя, — щелк, щелк, пусто, словно выдохшаяся зажигалка.