Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 3

– Что он никогда не снимает шлема, - сказал Горбовский. - Я его однажды прямо об этом спросил, когда мы купались. И он мне прямо ответил.

– И что ты думаешь о нем?

Горбовский подумал.

– Я думаю, что это его право.

Горбовский не хотел говорить на эту тему. Некоторое время он слушал тамтам, затем сказал:

– Понимаешь, Матюша, как-то так получилось, что меня считают чуть ли не другом Камилла. И все меня спрашивают, что да как. А я этой темы не люблю. Если у тебя есть какие-нибудь конкретные вопросы, пожалуйста.

– Есть, - сказал Матвей. - Камилл не сумасшедший?

– Не-ет, ну что ты! Он просто обыкновенный гений.

– Ты понимаешь, я все время думаю: ну что он все предсказывает и предсказывает? Какая-то у него мания - предсказывать…

– И что же он предсказывает?

– Да так, пустяки, - сказал Матвей. - Конец света. Вся беда в том, что его, беднягу, никто-никто не может понять… Впрочем, не будем об этом. О чем это мы с тобой говорили?..

Экран снова осветился. Появился Канэко. Галстук у него съехал набок.

– Матвей Сергеевич, - сказал он, чуть задыхаясь. - Разрешите уточнить список. У вас должна быть копия.

– О, как мне все это надоело! - сказал Матвей. - Леонид, прости меня, пожалуйста. Мне придется уйти.

– Конечно, иди, - сказал Горбовский. - А я пока прогуляюсь обратно на космодром. Как там мой «Тариэль»…

– К двум часам ко мне обедать, - сказал Матвей.

Горбовский допил стакан, поднялся и с удовольствием увеличил громкость тамтама до предела.

3

К десяти часам жара стала невыносимой. Из раскаленной степи в щели закрытых окон сочились терпкие пары летучих солей. Над степью плясали миражи. Роберт установил у своего кресла два мощных вентилятора и полулежал, обмахиваясь старым журналом. Он утешал себя мыслью о том, что часам к трем будет гораздо тяжелее, а там, глядишь, и вечер. Камилл застыл у северного окна. Они больше не разговаривали.

Из регистратора тянулась бесконечная голубая лента, покрытая зубчатыми линиями автоматической записи, счетчик Юнга медленно, незаметно для глаза наливался густым сиреневым светом, тоненько пищали ульмотроны - за их зеркальными окошечками зловеще играли отблески ядерного пламени. Волна развивалась. Где-то за северным горизонтом, над необозримыми пустырями мертвой земли били в стратосферу исполинские фонтаны горячей ядовитой пыли…

Заверещал сигнал видеофона, и Роберт немедленно принял деловую позу. Он думал, что это Патрик или - что было бы страшно в такую жару - Маляев. Но это оказалась Таня, веселая и свежая; и было сразу видно, что там у нее нет сорокаградусной жары, нет вонючих испарений мертвой степи, воздух сладок и прохладен, а с близкого моря ветер приносит чистые запахи цветников, обнажившихся при отливе.

– Как ты там без меня, Робик? - спросила она.

– Плохо, - пожаловался Роберт. - Пахнет. Жарко. Потно. Тебя нет. Спать хочется невыносимо, и никак не заснуть.

– Бедный мальчик! А я славно вздремнула в вертолете. У меня тоже будет трудный день. Летний праздник - всеобщее столпотворение, столоверчение и светопреставление. Ребята носятся как ошалелые. Ты один?

– Нет. Вон стоит Камилл и не видит нас и не слышит. Танек, я сегодня жду тебя. Только где?

– А ты разве сменяешься? Жалко. Полетим на юг!

– Давай. Помнишь кафе в Рыбачьем? Будем есть миноги, пить молодое вино… ледяное! - Роберт застонал и закатил глаза. - Сейчас я буду ждать этого вечера. О, как я буду его ждать!

– Я тоже… - она оглянулась. - Целую, Роби, - сказала она. - Жди звонка.

– Очень буду ждать, - успел сказать Роберт.

Камилл все смотрел в окно, сцепив руки за спиной. Пальцы его пребывали в непрерывном движении. У Камилла были необычайно длинные, белые, гибкие пальцы с коротко остриженными ногтями. Они причудливо сплетались и расплетались, и Роберт поймал себя на том, что пытается проделать то же самое с собственными пальцами.

– Началось, - сказал вдруг Камилл. - Советую посмотреть.

– Что началось? - спросил Роберт. Ему не хотелось подниматься.

– Пошла степь, - сказал Камилл.

Роберт неохотно встал и подошел к нему. Сначала он ничего не заметил. Затем ему показалось, что он видит мираж. Но, вглядевшись, он так стремительно подался вперед, что стукнулся лбом о стекло. Степь шевелилась. Степь быстро меняла цвет - жуткая красноватая каша ползла через желтое пространство. Внизу под вышкой можно было разглядеть, как копошатся среди высохших стеблей красные и рыжие точки.

– Мама моя!.. - ахнул Роберт. - Красная зерноедка! Что же вы стоите?!

– он метнулся к видеофону. - Пастухи! - крикнул он. - Дежурный!

– Дежурный слушает.

– Говорит пост Степной. С севера идет зерноедка! Вся степь покрыта зерноедкой!

– Что? Повторите… Кто говорит?

– Говорит пост Степной, наблюдатель Скляров! Красная зерноедка идет с севера! Хуже, чем в позапрошлом году! Поняли? Вся степь кишит зерноедкой!

– Есть… Ясно… Спасибо, Скляров… Вот беда! А у нас все на юге… Вот беда!.. Ну ладно…

– Дежурный! - крикнул Роберт. - Слушайте, свяжитесь с Алебастровой или с Гринфилдом, там полно нулевиков, они помогут!

– Все понял! Спасибо, Скляров. Когда зерноедка кончит идти, сообщите сразу, пожалуйста.