Библиотека географа

В августе 1992 года, когда состоялась сделка, роль Зенского в ликвидации тысяч писателей-диссидентов в Булуне стала достоянием общественности. За два месяца до этого он был разоблачен как организатор ПСН (Патруля северных народов, посредством которого КГБ принуждало людей, принадлежавших к малым народностям Сибири, действовать в качестве неофициальных лагерных охранников в обмен на суррогат свободного существования), в результате чего был лишен роскошного дома на реке Лене. Скандал, заставивший его продать свою собственность, во многом зиждился на обвинениях в том, что он подговаривал охранников способствовать побегам известных писателей-диссидентов, чтобы потом лично захватывать их на территории якутского лагеря, окружавшего Булун. Пойманным писателям он обещал свободу в обмен на детальный отчет об организации побега с указанием помощников. Эти материалы он позже использовал для шантажа охранников, служивших под его командой. Что же касается пойманных беглецов, то он расстреливал их лично или приказывал убить их своим якутским наймитам. Один из пострадавших от действий Зенского охранников выдвинул против него эти обвинения, которые впоследствии были поддержаны показаниями всех оставшихся в живых охранников Булуна.

Зенский хранил у себя рукописи убитых им писателей, которые распродал, когда о его деяниях стало известно широкой публике. Его жена Людмила Яковлевна Зенская считала, что вырученные деньги ушли на взятки, с помощью которых ему удалось ускользнуть от преследования властей, а потом и вовсе уехать из России. Как бы то ни было, незадолго до суда он неожиданно исчез, и с тех пор о нем ничего не известно. Людмила Яковлевна говорила, что ее муж сам был весьма плодовитым поэтом и эссеистом. Он держал в памяти многие произведения, за которые его подопечные были приговорены к тюремному заключению. Однако его собственные литературные труды были отвергнуты всеми советскими издательствами, в которые он обращался.

Ориентировочная стоимость.Принимая во внимание древность ларца, качество работы, а также серебряные и жадеитовые инкрустации, можно предположить, что его цена выражается шестизначной цифрой. Это в своем роде музейный экспонат, стоимость которого будет постоянно возрастать, особенно если его удастся предъявить широкой публике, отсеяв тем самым расплачивающихся наличными любителей тайных сделок, не стремящихся обсуждать достоинства этой вещи в компании экспертов. При правильной рекламе и организации торгов с привлечением внимания к определенным деталям (в частности, надписям на крышке, а не материалу и инкрустациям) цена этой вещи может подняться до суммы в полмиллиона долларов.

И ВЛАСТЬ ЕГО СОВЕРШЕННА

Вечер — к лучшему или к худшему — не завершился поцелуями в машине. Ханна, чья нервозность пробивалась сквозь напускное спокойствие, в конце свидания предложила увидеться завтра, хотя забыла сообщить, в какое время и где. Когда мы ехали домой, я пару раз пытался расспросить ее о бородатом человеке в баре, но она продолжала отстаивать свою версию о сходстве с отцом. При этом голос у нее однажды чуть не сорвался на визг. Я понял, что мои вопросы раздражают Ханну, и оставил попытки разговорить ее. Не приходилось, однако, сомневаться, что она мне лжет, но равным образом не приходилось сомневаться и в том, что Ханна — самая привлекательная женщина, когда-либо ездившая в моей машине. Как я уже говорил, мне не хотелось на нее давить, тем более что этот пункт — ошибочно, как оказалось позднее, — представлялся мне не столь уж важным.

Перед тем как выйти из машины, она поблагодарила меня за обед и дивный вечер, после чего провела рукой по моей щеке и шее, задержав пальцы за воротником рубашки. Я было потянулся к ней, но не учел того обстоятельства, что забыл выключить двигатель и поставить машину на тормоз, по причине чего она неожиданно покатилась вперед. Учтивый субъект, я знаю, проигнорировал бы это и завершил вечер аварией, но я резко нажал на тормоз, и мы с Ханной едва не врезались лбами в ветровое стекло. Должно быть, опасаясь за свою безопасность (хотелось бы думать), Ханна поторопилась выйти из машины, захлопнула дверцу и, помахав мне, зашагала по подъездной дорожке к дому. Когда она в последний раз махнула мне на прощание, я тронул машину с места.