Библиотека литературы США

Но попробовали бы вы сказать об этом Мириам. В общем, он так и не добрался до того дерева, под которым ему хотелось валяться. А если бы и добрался, кто-нибудь обязательно пришел бы требовать арендную плату. Зато он частенько валялся под столом в заведении Динти Мура или в «Черной кошке», валялся с такими же, как он, вольными американцами, изучающими местные обычаи. Это он репетирует, как бы готовится к своему дереву, объяснял он когда-то Мириам, надеясь, что хоть раз она оценит его юмор. Как бы не так. Она бы скорее удавилась, чем ответила улыбкой на такую шутку. В общем, тогда… тогда он с головой ушел в карьеру. Дело оказалось несложным. Первых своих шагов ему сейчас уже не припомнить, но дались они легко. Так что, если бы не Мириам, он бы так и остался паршивым неудачником и до сих пор валялся бы под столами у Динти Мура вместе с лоботрясами, изучающими местные обычаи. Но он решил сделать карьеру в журналистике и добился успеха. Теперь он признанный авторитет по переворотам в двадцати с лишним странах Латинской Америки; его пристрастия и взгляды удачно совпадают с пристрастиями и взглядами дорогих журналов либерально-гуманистического толка, которые хорошо платят за то, что он повествует миру об угнетенных народах. И пишет он вполне пристойно, у него, надо сказать, есть свой стиль. А успех очень зримый, вполне материальный — этот успех можно вырезать из газеты и вклеить в альбом, можно сосчитать и положить в банк, можно пропивать, проедать и надевать на себя, можно уловить в глазах публики на вечеринках и приемах. Прекрасно, но что дальше? А дальше он снова женился. Честно говоря, даже дважды женился и оба раза развелся. Значит, в целом выходит три брака. Недурно. Да, он отдал массу времени и сил на занятие, которое ему совершенно не по душе, и все для того, чтобы доказать своей первой жене, двадцатитрехлетней учительнице из Миннеаполиса, штат Миннесота, что он совсем не такой уж никчемный бездельник, способный лишь сочинять стихи… под деревом… если, конечно, ему удалось бы отыскать то самое идеальное дерево.

Теперь успеха ему не занимать. Тут он расправил письмо, которое вертел в руках, и погладил его, словно котенка.

— Все время, — сказал он, — я подводил вас к кульминации, готовил сюрприз. Древний прием. Так что держитесь.

Итак, после пяти лет разлуки Мириам написала ему письмо и попросила взять ее назад. И хотите верьте, хотите нет, он готов перебороть себя и пойти ей навстречу. Отец у нее умер, живется ужас как одиноко, время подумать было, и она знает, что во многом виновата сама, его же она искренне любит, всегда любила, и, очень сожалея обо всем случившемся, надеется, что им еще не поздно начать новую, счастливую жизнь вместе… Все его статьи, которые удавалось раздобыть, она читала — по ее мнению, очень хорошие статьи. Так что как раз сегодня он выслал ей телеграфом деньги на дорогу и готовится ее принять. Но никаких современных квартир! Снова будет ютиться в мексиканском домишке без удобств. Пусть радуется тому, что дают. И жениться на ней еще раз он не собирается. Хватит. Так что захочет жить с ним на таких условиях — милости просим. Нет — и не надо, пускай возвращается в свою школу в Миннеаполисе. Но если она все же останется, ей придется «переступить черту», и не только ту, которую она сама провела. Он взял нож для сыра и провел по клетчатой скатерти резкую длинную черту. Можете поверить, она ее переступит.

Стрелки часов показывали половину третьего. Журналист допил свой бокал и слабой рукой продолжал крест-накрест чертить на скатерти. «Не забудьте позвать меня на свадьбу», — хотел было сказать гость, но передумал. Журналист поднял тяжелые, подрагивающие веки, постарался сконцентрировать взор на неясной фигуре напротив и сказал:

— Видимо, вы думаете, я не понимаю…

Гость передвинулся на край стула и стал смотреть, как музыканты укладывают инструменты. Кафе почти опустело. Журналист сделал паузу, но не в ожидании ответа, а чтобы придать значимость важному заявлению, которое собирался сделать.

— Думаете, я не понимаю, что происходит? — спросил он. — Не заблуждайтесь. На этот раз все понимаю.

Казалось, он уговаривает сам себя перед зеркалом.

Как была брошена бабушка Уэзерол (Перевод Н. Волжиной)

Она ловко выпростала руку из заботливых пухлых пальцев доктора Гарри и подтянула простыню к подбородку. Этому мальцу самый раз ходить в коротких штанишках. Нацепил очки на нос и колесит по всей округе с визитами.

— Да ну вас совсем! Забирайте свои школярские учебники и марш отсюда. Ничего со мной не стряслось.

Доктор Гарри приложил свою теплую лапу, как подушку, ей ко лбу, где над подрагивающими веками дергалась ижица зеленоватой вены.

— Ну, ну! Будьте умницей, и мы вас живо на ноги поставим.

— Женщине без малого восемьдесят лет, а вы так с ней разговариваете! И только потому, видите ли, что она лежит в постели. Я научу вас уважать старших, молодой человек.