Или еще лучше: мистер Марблхолл сам признается в своей раздвоенности, расскажет, что проживает одновременно две разные жизни, что у него не одна семья, а две, и два сына. Какое это будет немыслимое, невероятное признание, как оно всех ошеломит, как потрясет, его жены упадут в обморок, сыновья будут реветь от страха и обиды! А уж как ему будут завидовать все мужчины, которым стукнуло шестьдесят шесть! Такими мыслями тешит себя мистер Марблхолл.
Я знаю, вы подумаете: а вдруг ничего этого не случится? Что, если даже в этой поразительной жизни не будет кульминации? Что, если старый мистер Марблхолл будет просто существовать, как существовал до сих пор, с каждой минутой старея и перескальзывая все так же тайно от всех из одной жизни в другую?
Никому-то, никому нет до него дела. Узнай жители Натчеза, штат Миссисипи, что старый мистер Марблхолл обманывает их, они разве что пожмут плечами, только и всего. И никто из них не желает знать, что мистер Марблхолл наконец-то понял, как следует людям жить. Вот она, эта мудрость: человек должен пережить какое-то впечатление в своей душе — сначала втайне от всех; это заложит фундамент прошлого, станет источником воспоминаний, а из воспоминаний созидается жизнь. Он сотворил ее себе; мало того, он обманул всех, и этот обман обогатил его жизнь; и вот теперь, постигая эту тайну все глубже и полнее, он видит грандиозное завершение, ярчайший фейерверк откровений… он видит будущее.
А между тем ему по-прежнему приходится убивать время, прорываться сквозь тикающие ночи. Иначе его будет преследовать сон, в котором он — огромная яркая бабочка и латает сетку, а это уж полнейшая бессмыслица.
Бедный старенький мистер Марблхолл! Ведь он может прожить еще много лет, и каждую ночь он будет просыпаться в своей кровати под голой лампочкой и вскакивать, сердце бешено колотится, старческие водянистые глаза выпучены от ужаса, а в голове одна-единственная мысль: если люди узнают, что он живет двойной жизнью, все они просто умрут.
Благотворительный визит
Ясный холодный день, время близится к двенадцати. Держа перед собой горшочек с цветком, девчонка лет четырнадцати спрыгнула с автобуса перед домом для престарелых на городской окраине. Пальто на ней красное, из-под белой островерхой шапочки, какие носят все девочки в этом году, падают прямые пряди пшеничных волос. Девчонка приостанавливается на мгновенье перед темным колючим кустом — город считает своим долгом не только содержать, но и украшать свою богадельню, — затем медленным шагом направляется к белому кирпичному дому, от стен которого, точно от глыбы льда, ярко отсвечивает зимнее солнце. На ступеньках лестницы шаги ее еще больше замедляются, она перенимает горшочек из одной руки в другую, потом, прежде чем открыть тяжелую дверь, ставит его и снимает перчатки.
— Я из «Костра»[44]
— говорит она сидящей за столом сестре. — Пришла навестить старушку…На сестре белый халат, и кажется, что ей очень холодно; коротко остриженные волосы волной вздымаются к макушке. Девочка Мэриан не сообщает ей, что этот визит прибавит ей в зачет не меньше трех очков.
— Ты с кем-нибудь здесь знакома? — спрашивает сестра. Одна бровь у нее вздергивается вверх, слова она произносит твердо, по-мужски.
— С какой-нибудь старушкой? Нет… только… ну понимаете, мне не важно, кто именно, — лепечет Мэриан. И свободной рукой заправляет пшеничные пряди за уши — как всегда, когда настает час Учения.
Сестра пожимает плечами и поднимается.
— Какая красивая цинерария, махровая, — замечает она, направляясь впереди Мэриан по коридору, куда выходят закрытые двери комнат, — выбирать старушку.
Линолеум местами отстал от пола, вздулся. Мэриан чудится, что она шагает по волнам, а сестра даже и не взглянет под ноги. Запах здесь такой, точно ты очутился внутри часов. Вокруг тишина, но вот за одной из дверей какая-то старушка издает слабое блеяние — откашливается. Это решает дело. Сестра круто останавливается, выбрасывает руку вперед, сгибает ее в локте и сама сгибается в поясе — и все это для того, чтобы взглянуть на часы, надетые на запястье; затем она дважды громко стучит в дверь.
— Две в каждой комнате, — бросает сестра через плечо.
— Кто — две? — рассеянно спрашивает Мэриан. Слабое блеяние, доносящееся из-за двери, повергает ее в такую панику, что ей хочется повернуться и броситься прочь.
Следует ряд коротких размеренных рывков изнутри, дверь открывается, и в ней появляется одна из старух; при виде сестры ее морщинистое лицо озаряется странной улыбкой: кажется, сейчас оно и вовсе расколется вдребезги. Направленная сестриной сильной рукой, Мэриан неожиданно для себя упирается взглядом в профиль другой старухи, еще более древней, чем первая; она пластом лежит на кровати, накрытая до подбородка стеганым одеялом.
— К вам гостья! — бросает сестра. Еще рывок, и она уже в коридоре.