Библиотека литературы США

Затем Сестрица Энн почему-то шагнула вперед и поставила ногу на штабелек обомшелых книг возле самой кровати — я стояла по другую сторону, — оперлась локтем о согнутое колено и оглядела чулан, словно явилась сюда впервые и приглядывается, не купить ли его. Из нас двоих скорее уж я могла бы так выглядеть. В углу, словно забытая метла, стояло нечто похожее на мушкет времен войны Северных и Южных штатов. На ведерке с углем — старое блюдо для хлеба, напоминавшее треснувшую пополам дыню. Тут был даже манекен, он торчал над чемоданами, чуть поворотив вбок свой непомерно пышный бюст, словно еще мог вращаться. Воображаю, сколько пыли взметнулось бы, если б по нему похлопать!

— Похоже, он и меня не собирается сегодня узнавать, — сказала Сестрица Энн с намеком в мой адрес. — Ну, я пойду. Мне нельзя отлучаться надолго. Извините, дядя Феликс! Сию минуту вернусь, — заверила она, сдернув ногу со штабеля книг, будто девчонка-сорванец. У двери она обернулась, дабы устремить на нас скорбный взгляд.

Кэт и я, стоя по обе стороны кровати, молча переглянулись.

— Этого от нее следовало ожидать! — с тяжелым вздохом сказала Кэт. Она тотчас на всякий случай распахнула дверь и выглянула. С другой половины дома доносились топот, шорох и потрескивание половиц в коридоре — люди ходили на цыпочках, — где-то вдалеке сверкнул яркий свет. Совсем близко раздался детский плач. Кэт прикрыла дверь.

Вернулась Сестрица Энн, она действительно управилась за минуту.

— Ты ничего ему не сказала? — обратилась она ко мне. — Заговори с ним! Скажи ему, кто ты, милочка! Для чего же ты приехала?

Но я вместо этого неожиданно для себя самой вынула из кармана носовой платок с завязанными в уголке лепестками магнолии и поднесла его к массивному смуглому носу дяди Феликса.

Он раскрыл рот. Я убрала душистый платочек. Старик со страшным усилием что-то пробормотал.

— Прячьтесь! — выговорил дядя Феликс и так и не закрыл рта, высунув всем на обозрение язык.

Сестрица Энн попятилась от нас и продолжала пятиться к набитому бумагой очагу, будто забыла, какое время года. Я бы не удивилась, если бы она слегка задрала сзади юбку, но она лишь игриво глянула на меня.

— Прячьтесь! — повторил дядя Феликс.

Мы все смотрели на Сестрицу Энн. На лице ее расцвела такая нежная, такая солнечная улыбка, ну прямо южный жасмин на пятый день цветения.

— Прячьтесь… а я войду! — прерывисто выдохнул старик, и я впервые пошевелилась. — Я убью их всех. Я уже большой. Ей-богу. Я же сказал, Боб. Убью, не держи меня, не держи!

Сестрица Энн подмигнула мне.

— Окружены… Они там… — И он опять высунул язык и завращал глазами, озирая нас вперемешку.

Сестрица Энн откуда-то извлекла термометр. Жестом профессиональным, явно напоказ, и вместе с тем этаким пренебрежительным, она принялась его стряхивать.

— Ладно, ладно, братец Феликс, хватит, успокойтесь! Вы лучше поглядите на закат, поглядите, как полыхает! Так, стало быть, этот снимок двадцать шестой, — пробурчала она, должно быть ведя в уме какой-то свой подсчет, словно для верности, чтобы не допустить обмана.

Сестрица Энн проворно сунула термометр в открытый рот дяди Феликса, и старик вынужден был его закрыть. В этом было что-то противоестественное, опасное — все равно что попытаться измерить температуру медведю.

— Уж и не знаю, что ему мерещится… — Она ласково закивала дяде Феликсу. — Да, да, вот оно как…

В тот же миг, не успела я и глазом моргнуть, пальцы его сгребли мою голую руку и с силой рванули вниз. Чудилось, в меня вцепились звериные когти, но, когда я склонилась над ним, рука его уже бессильно упала на постель и лежала неподвижно, темная, сотни раз опаленная деревенским солнцем, да еще и сегодняшним в придачу.

— Извините, мэм, — прозвенел за дверью тонкий голосок. В каморку с благоговением заглянул мальчуган, голова у него была как пук кудели. И волосы, и алый галстучек поблескивали, будто окропленные каплями росы. — Мисс Сестрица Энн! Он сказал: еще один и потом вы.

— Слышите, моя бесплатная фотокарточка! — И Сестрица Энн протяжно вздохнула, будто маленькая девочка, которой предстоит мученический подвиг — продекламировать стишок.

Фотокарточка — для кого? — подумала я.

— Надо бы немножко привести себя в порядок, как по-вашему? — Лицо ее приняло прекомичное выражение. — Я же не причесывалась с четырех часов.

— Идите, — сказала Кэт. — Идите скорее.

Сестрица Энн наклонилась, внимательно вгляделась в лицо дяди Феликса, вытянула термометр у него изо рта и стала разглядывать шкалу. Потом она пробормотала себе под нос какие-то цифры и этак мило сложила губы. Температура дяди Феликса принадлежала только ей.