Библиотека мировой литературы для детей, том 36

— Клянусь маской Мома[120], моего покровителя, — ответил актер пискливым голосом, — если бы ты, Эвтибида, не была прекраснее Дианы и обворожительней Венеры, даю тебе слово Метробия, близкого друга Корнелия Суллы, хранящего эту дружбу ни мало ни много тридцать лет, что я рассердился бы на тебя! Поговори со мной так кто-нибудь другой, и я, клянусь Геркулесом Победителем, повернулся бы и ушел, пожелав дерзкому приятного путешествия к берегам Стикса!

— Но что же ты сделал за это время? Что разузнал об их планах?

— Сейчас скажу… И много и ничего…

— Как это понять?

— Будь терпелива, и я все тебе объясню. Надеюсь, ты не сомневаешься в том, что я, Метробий, старый актер, вот уже тридцать лет исполняющий женские роли во время народных празднеств, обладаю искусством обольщать людей. К тому же речь идет о варварах, невежественных рабах, о гладиаторах. Я, конечно, сумею добиться своей цели, тем более что располагаю необходимым для этого средством — золотом.

— Потому-то я и дала тебе это поручение, что не сомневаюсь в твоей ловкости, а ты…

— Но пойми, прелестнейшая Эвтибида, если моя ловкость должна проявиться в раскрытии заговора гладиаторов, то тебе придется испытать ее на чем-нибудь другом и иным образом, ибо заговор гладиаторов никак нельзя раскрыть — его, попросту говоря, и в помине нет.

— Так ли? Ты в этом уверен?

— Уверен, совершенно уверен, о прекраснейшая из девушек.

— Два месяца назад… да, не больше двух месяцев, я имела сведения о том, что у гладиаторов заговор, что они объединились в какое-то тайное общество, у них был свой пароль, свои условные знаки, свои гимны, и, кажется, они замышляли восстание, похожее на восстание рабов в Сицилии.

— И ты серьезно верила в возможность восстания гладиаторов?

— А почему бы и нет?.. Разве они не умеют сражаться, не умеют умирать?

— В амфитеатрах…

— Вот именно. Если они умеют сражаться и умирать на потеху толпы, то почему бы им не подняться и не повести борьбу не на жизнь, а на смерть за свою свободу?

— Ну что ж, если ты утверждаешь, что это тебе было известно, значит, это правда… и действительно у них был заговор… но могу тебя заверить, что теперь у них никакого заговора нет.

— Ах, — произнесла с легким вздохом прекрасная гречанка, — я, кажется, знаю, по каким причинам; боюсь, что я угадываю их!

— Тем лучше! А я их не знаю и нисколько не стремлюсь узнать!

— Гладиаторы сговорились между собой и подняли бы восстание, если б римские патриции, недовольные существующими законами и сенатом, возглавили их борьбу и приняли командование над ними!

— Но так как римские патриции, как бы подлы они ни были, еще не такие низкие подлецы, чтобы стать во главе гладиаторов…

— А ведь был такой момент… Впрочем, довольно об этом. Скажи лучше, Метробий…

— Сперва удовлетвори мое любопытство, — сказал актер, — от кого ты узнала о заговоре гладиаторов?

— От одного гладиатора… моего соотечественника…

— Ты, Эвтибида, более могущественна на земле, чем Юпитер на небе. Одной ногой ты попираешь Олимп олигархов, а другой— грязное болото черни…

— Что ж, я делаю что могу, стараюсь добиться…

— Добиться чего?

— Власти, добиться власти! — воскликнула Эвтибида дрожащим от волнения голосом.

Она вскочила, лицо ее исказилось от гнева, глаза сверкали зловещим блеском, они были полны глубокой ненависти, отваги, решимости, которых никак нельзя было предположить в этой очаровательной, хрупкой девушке.

— Я хочу добиться власти, — крикнула гречанка, — стать богатой, могущественной, всем на зависть… — И шепотом, со страстной силой она добавила: — Чтобы иметь возможность отомстить!

Хотя Метробий и привык к самому разнообразному притворству на сцене, он все же был поражен; открыв рот, актер смотрел на искаженное лицо Эвтибиды. Гречанка заметила это и, опомнившись, вдруг громко расхохоталась.

— Не правда ли, я недурно сыграла бы Медею? Может быть, не с таким успехом, как Галерия Эмболария, но все же… Ты от изумления обратился в столб, бедный Метробий. Хотя ты старый и опытный актер, а навсегда останешься на ролях женщин и мальчиков!..

И Эвтибида снова захохотала, приведя Метробия в полное замешательство.

— Чтобы добиться чего? — спросила через минуту гречанка. — Чего добиться, старый безмозглый чурбан?

Она щелкнула Метробия по носу и, не переставая смеяться, сказала:

— Добиться того, чтобы стать богатой, как Никопола, возлюбленная Суллы, как Флора, которая по уши влюблена в Гнея Помпея! Стать богатой, очень богатой, понимаешь ли ты это, старый дуралей, для того, чтобы наслаждаться всеми радостями, всеми удовольствиями жизни, потому что, когда жизнь кончится, — всему конец, небытие, как учит божественный Эпикур. Ты понял, ради чего я пользуюсь всем своим искусством, всеми средствами обольщения, которыми меня наделила природа? Ради чего стараюсь одной ногой стоять на Олимпе, а другой в грязи, и…

— Но грязь ведь может замарать?