Библиотека Первых царей

Так армия Санкааров стала сильнее, и они победили своих врагов. Велла не останавливалась, совершенствовала своё заклинание. За её творение, Санкаары любили её, а люди ненавидели. Двадцать семь лет правления, процветания силы. Как и все заклинания Санкааров это было названо ― «Кровавый ритуал». Велла так же создала «Кровавую клятву». Люди не могли называть их магию иной. Замешанная на крови, эта сила казалось наказанием. И если многие думали, что так Матерь наказывала своё творение, то скорее страдали обычные люди, кому не повезло родиться на этом материке.

Человечество хотело вымереть, хотело спастись. Люди убивали своих новорождённых детей, чтобы спасти их. Они искали способ, как убить себя и других. Быстро и без боли, не продолжая Кровавую Эру. Для них всё смешалось, превратилось в один большой комок ужаса и бесконечной боли. Но резкое снижение населения среди людей вызвало опасения. Велла не могла позволить этому произойти, а потому она принуждала каждого давать Кровавые клятвы, но люди использовали их, чтобы быстрее покинуть этот мир, тогда Велла создала вязь подчинения и превзошла старые наработки, создав «Первую печать», после неё ни один Санкаар не мог сотворить ничего подобного. И эта печать остановила вымирание, укрепила население.

Дворец дышал магией. Ничто так не манило к нему, как схожий мотив мелодии, что таился и в ней. Когда-то она откликалась куда более охотно, потому что ей повезло родиться чародейкой. Живя большую часть сознательной жизни на острове Изагния, Бони вместе с сестрой, часто обращала взор на немыслимо притягательную гладь моря Бесов, где за линией горизонта, как за высоким порогом, существовала чужая страна, как живой организм. И они могли слышать, как бьётся сердце, обещая спасение. Песня звучала для каждого, в чьих венах текла чародейская кровь. Именно поэтому они с сестрой смотрели в морскую даль, позволяя мелодии приманивать их. И они поддались. Наивные бабочки, которых манил свет, прежде невиданный.

И теперь Бони смотрела на себя в отражении, любуясь на платье, которое принёс её друг. Блеск шелка, что вытягивался в шлейф, и объёмные рукава действительно напоминали бабочку. Её время на исходе. Красота опадёт, как нежнейшие лепестки пиона, а жизнь застынет в крыльях, что обречены быть затоптаны. От неё ничего не останется. Только яркий отблеск в жизни близкого человека.

Бони отдалилась от толпы и приблизилась к одному концу серпа Белого замка. Все стремились утонуть в царских садах, где лавочки ждали усталых гостей. Ночь набирала темноту, как кисточка краску. И её душа вибрировала на других частотах. Несмотря на трагедию, что случилась с ней, в Роменклаве было нечто особенное, что способно удержать здесь каждого, кто обладает хоть каплей магии.

Цари не вышли дальше тронного зала, а слухи приобретали новые слои, приукрашенные красивыми, лестными словами, за которыми скрывается большой страх. Мир в стране обусловлен чередой ужасных кровавых событий. Но внутренние склоки и разломы не могут вызвать тот трепет, что проступает, когда возникает мысль об угрозе извне.

— Где же твой друг?

За спиной возникла фигура, которую нельзя было детально рассмотреть в отражении. Бони едва повернула голову, как мужская рука легла на её плечо, а пальцы вернули подбородок в исходное положение. Тонкая материя перчатки, внезапно, обжигала, и холодное лето не показалось уж таким суровым. Её новый знакомый по-прежнему носил капюшон, только острый подбородок выглядывал из тени, и тонкие губы слегка изгибались в улыбке.

— Он делает то, что ты приказал, ― ощетинилась Бони, продолжая смотреть вперёд.