Она смотрела на меня. На глазах у нее еще не высохли слезы. Сосредоточенное лицо. Насупленные брови. Мне показалось, она хочет сказать что-то, не слишком для меня лестное. Но она только вздохнула и молча вышла. Я присел к столу. Моя неожиданная решительность — как в каком-то романе о пиратах — была всего лишь минутной. В действительности я был столь же решителен, как и роза ветров. Моему смущению не было границ. “Как я могу? Как могу?” — спрашивал я себя. Ох, что за путаница!
В открытых дверях стоял Олаф.
— Сын мой, — сказал он. — Я сожалею. Я поступил крайне бестактно, но я все слышал. Не мог не слышать. Надо закрывать двери, к тому же у тебя такой зычный голос. Эл, ты превзошел самого себя. Чего ты хочешь от девчонки чтобы она бросилась тебе на шею только потому, что ты однажды влез в дыру на Ке…
— Олаф!! — запротестовал я.
— Только спокойствие может нас спасти. Ну, наш археолог нашла себе прелестную древность. Сто шестьдесят лет — это уже антик, а?
— Твой юмор…
— …Тебе не нравится. Знаю. Мне тоже. Но что бы меня ожидало, если бы я не видел тебя насквозь? Похороны друга — больше ничего. Эл, Эл…
— Я знаю, как меня зовут.
— В чем дело? Ваше преподобие, подъем! Завтрак, и поехали.
— Даже не представляю куда.
— Зато совершенно случайно знаю я. У моря есть еще небольшие домики. Возьмете автомобиль…
— Как это “возьмете”?
— Что значит как? А ты думал — мы втроем? Святая троица? Ах, ваше преподобие…
— Если ты не перестанешь, Олаф…
— Ладно. Я знаю. Ты бы хотел всех осчастливить. Меня, ее, того Сеола или Сеона, нет, так не бывает. Эл, мы выедем вместе. Можешь подбросить меня до Хоулу. Там я возьму ульдер.
— Ну и ну, — сказал я, — хорошенькие я устроил тебе каникулы!
— Я не жалуюсь, так не жалуйся и ты. Может, из этого что-нибудь и получится. А сейчас довольно. Идем.
Завтрак прошел в напряженной обстановке. Олаф говорил больше обычного, но беседа не клеилась. Ни Эри, ни я почти не отвечали. Потом белый робот подал глидер, и Олаф отправился в Клавестру за автомобилем. Это пришло ему в голову в последний момент. Через час машина уже стояла в саду, я погрузил все свое имущество, Эри тоже взяла свои вещи — мне показалось, что не все, но я ни о чем не спрашивал; мы, собственно, совершенно не разговаривали друг с другом. И ярким солнечным днем, который обещал быть жарким, мы поехали сначала в Хоулу — это было немного в сторону, — и Олаф там сошел; о том, что домик для нас уже снят, он сказал только в машине.
Прощания, собственно, не было.
— Послушай, — сказал я, — если я напишу — приедешь?
— Конечно. Адрес я сообщу.
— Напиши до востребования в Хоулу, — сказал я.
Он протянул мне свою твердую руку. Сколько еще было таких на всей Земле?
Я пожал ее, так что у меня хрустнули кости и, не оглядываясь, сел за руль. Сразу же с места взял километров сто. Мы ехали меньше часа. Олаф сказал, где искать наш домик. Он был маленький, четыре комнаты, без бассейна, но рядом с пляжем, у самого моря. Проезжая ряды цветных домиков, рассыпанных по холмам, мы увидели с шоссе океан. Еще прежде, чем он стал виден, издали послышался его приглушенный, далекий гул.
Время от времени я посматривал на Эри. Она сидела молча, выпрямившись, лишь изредка поглядывая в сторону на улетающую назад дорогу. Домик — наш домик, — по словам Олафа, был голубой, с оранжевой крышей. Облизнув языком губы, я почувствовал привкус соли. Шоссе сворачивало и шло параллельно линии песчаного берега. Голос океана, волны которого издалека казались неподвижными, смешивался с натужным гулом мотора.
Домик стоял на самом краю поселка. Небольшой садик с кустами, шершавыми от налета соли, сохранил следы недавнего шторма. Волны, видимо, перехлестывали через низкую ограду: на земле валялись пустые ракушки. Наклонная крыша выдвигалась вперед, словно отвернутые поля плоской шляпы, давая обширную тень. Соседний домик выглядывал из-за большого, поросшего редким кустарником холма. До него было шагов шестьсот. Ниже, на серповидном пляже, виднелись крохотные фигурки людей.
Я распахнул дверцу.
— Эри…
Она молча вышла. Если бы знать, что за мысли под этим насупленным лбом. Она шла рядом со мной к двери.
— Нет, не так, — сказал я. — Не переступай порог сама.
— Почему?
Я взял ее на руки.
— Открой… — попросил я. Она коснулась пальцами плитки, дверь отворилась.
Я перенес ее через порог и опустил на пол.
— Таков обычай. На счастье…
Она пошла первой осматривать комнаты. Кухня была сзади, автоматическая, и один робот, вернее не робот, а просто этакий электрический глупыш для наведения порядка. Из тех, что могут и на стол подавать и выполнять приказы, но говорят только несколько слов.
— Эри, — сказал я, — хочешь пойти на пляж?
Она покачала головой. Мы стояли посреди самой большой, белой с золотым, комнаты.
— А что ты хочешь? Может…
Опять тот же жест еще прежде, чем я кончил. Я чувствовал, чем это пахнет. Но путей к отступлению уже не было.
— Я принесу вещи, — сказал я и ждал, ответит ли она, но она села в креслице, зеленое, как трава, и я понял, что она не скажет ни слова.