Библиотека всего на свете

– Признаться, я ничего с собой не захватила – думала, обойдусь без подзаправки, но вообще я немного проголодалась.

У Зоэ пискнул телефон.

– Надо глянуть, что папа пишет. – Прочитав, она пересказала сообщение: – Он повез мальчиков в парк, они пообедают там, в доме ничего нет, но я могу метнуться в булочную, а он мне потом возместит. – Она вытаращила глаза. – Никак не научится закупаться в супермаркете на неделю! Я сбегаю за хлебом и сделаю бобы с сыром на тосте… Хотя за сыром и фасолью придется идти в магазин на углу.

– Ты так аппетитно рассказываешь… – У Виолы заурчало в животе, и они с Зоэ рассмеялись.

– Вы себе чаю сделайте, а я вернусь минут через двадцать.

– Я лучше начну красить.

– Нет-нет, только со мной! Я хочу видеть, как вся стена станет лавандовой.

– Ну, тогда я побездельничаю, только папе не говори. – Виола задумалась, как поступит Адам, если она немного нарушит правила. Когда Дженнифер на днях поделилась, что Адам захотел поставить сыну удар после потасовки на игровой площадке, Виола задалась вопросом, насколько для него естественно прибегать к насилию и учить этому Зака.

Зоэ сбежала по лестнице, и вскоре Виола услышала, как хлопнула входная дверь. Вот она, долгожданная возможность!

Виола спустилась по лестнице, удостоверилась, что дверь заперта и Зоэ скрылась из виду, и с сильно бьющимся сердцем направилась в чулан, где расставила короткую стремянку, забралась на нее и достала дневник. Затем вышла в гостиную, чтобы вовремя заметить, если вернутся Зоэ или Адам. Листая, Виола искала то место, где остановилась в прошлый раз, но, прочитав две строчки, вдруг сообразила, как следует поступить. Виола бросилась наверх, вернулась с мобильным и начала лихорадочно фотографировать каждую страницу этого гнетущего чтива, с которым придется ознакомиться из чувства морального долга.

Закончив, Виола проверила, что при увеличении фотографий строчки легко разобрать, и вернула тетрадку в тайник. Пройдя в кухню, она включила чайник, чтобы создать впечатление, будто она отдыхает за чашкой чая, а не сует нос в тайники в доме Паркеров.

– Я пришла! – крикнула Зоэ, вбегая в дом через несколько минут. Войдя в кухню, она плюхнула на кухонный стол два пакета. – Вы хоть немного отдохнули?

– Да.

Отдохнула? Скорее, как раз наоборот. Виоле казалось, будто все фибры ее существа стиснуты в тугой комок, поэтому ей стоило немалого труда выдавить улыбку, давая девочке ощущение душевного равновесия, в котором она так нуждалась. Дело в том, что, пока Виола делала снимки, она успела разглядеть отдельные фразы, которые отнюдь не успокаивали.

– Так, я забегу в туалет, потом вколю инсулин, и будем готовить! – Зоэ, распираемая энергией, как большинство подростков, оставила Виолу пить чай и разбирать пакеты.

– Это, конечно, не деликатесы, – сказала Зоэ, вернувшись, – но фасоль очень вкусная, особенно с растопленным сыром сверху.

– Что мне делать?

Зоэ похлопала по верху толстого батона.

– Нарежете на тосты?

Виола вооружилась хлебным ножом и начала резать батон, но Зоэ настаивала – толще да толще. Они поджарили толстенные ломти, намазали маслом и снова вернули их на огонь. Затем они сели обедать, причем еда не столько ублажала гурманские слабости, сколько способствовала упрочению дружбы.

Пока они ели, Виола неоднократно напоминала себе, что перед ней подруга ее дочери. Неужели и Ава ладит с чужими мамашами? Ну почему подростки предпочитают чужих родителей своим? Виола когда-то дала себе зарок стать образцовой матерью, с которой ее детям не стыдно было бы показаться на людях, к кому они бросались бы со своими радостями и печалями, но судьба сыграла с ней очередную злую шутку: задача оказалась невыполнимой, и Виоле осталось только признать поражение.

Она мечтала о внимательных, понимающих родителях, но никогда не встречала в них ни того, ни другого. Мать и отец работали с утра до ночи, поэтому Виоле с братом рано досталась относительная свобода – с условием распоряжаться ею правильно и не злоупотреблять. Они росли примерными детьми, но Виоле не хватало простоты – вот чего-то такого же, как уписывать тосты с фасолью, хохоча над размерами гигантских ломтей и не заботясь о том, что томатная паста со сковородки закапала плиту. В доме, где росла Виола, не было места беспорядку и неаккуратности; ее будто запрограммировали жить так всю жизнь.

С трудом справившись с хлебом, который был в четыре раза больше того, что она привыкла есть, Виола встала, чтобы поставить тарелку в раковину, и заметила фотографию на холодильнике. Черно-белый снимок, где Адам со взъерошенными ветром волосами обнимал за плечи своих детей. Зак и Зоэ широко улыбались, причем улыбка Зака не скрывала отсутствие передних зубов, которые теперь уже сменились коренными.

– А когда это вы фотографировались?

Зоэ ответила, тоже ставя в раковину свою тарелку:

– Это наши первые выходные в Лондоне. Мы ходили кататься на «Лондонский глаз», смотрели парламент, гуляли вдоль Темзы. Зак нас рассмешил, заявив, что Англия ему нравится, потому что утром, когда он просыпается, тут дует «приятный свежий ветерок».