Библиотекарь

— Замечал. Порой уснуть не мог. Мне все снилась злая мачеха, которую заставили плясать в раскаленных башмаках на свадебном балу Белоснежки.

— Вот. Насколько мне известно, Гензель и Гретель стали такими в воображении Якоба, в первоначальной версии.

— Почему тогда именно эта версия получила жизнь, а не та, что была в каноничной сказке?

— Чем сильнее воля автора, тем реальнее его произведение. Даже написав ту версию сказки, которую все знают, Якоб до конца придерживался первой версии, в которой брат с сестрой были не милыми и наивными детьми, а жестокими созданиями, черпающими вдохновение в муках других. Конечно, в одном из миров живут каноничные герои этой сказки, но жизнь получила более злая версия одного из братьев. Именно злая версия эволюционировала в то, что ты видел. Гензель и Гретель стали разбойниками. С Белоснежкой все по-другому.

— Да, я знаю. Довелось пообщаться, — хмыкнул я, отпивая кофе.

— Хуй знает эту бабу. Запросто могла бы тебе горло вскрыть, а меня заставить показывать ей блядосериалы, — буркнула морда, появившись на зеркальной поверхности.

— Значительную долю в ее изменение внес один польский автор, прославившийся историями о ведьмаке Геральте, — закончил я. Колдун кивнул и, щелкнув пальцами, вновь наполнил стаканы чаем и кофе. – Спасибо, Мортимер.

— Пожалуйста, мой мальчик. Это меньшее, что я могу сделать.

— Если подытожить, то все существа и создания, обитающие в этом мире, являются лишь копиями?

— Нет. Они оригинальны, как оригинальны живущие в других мирах. Закон формальной логики из высшей математики, Тимофей. Здесь вступает в дело эволюция. История не заканчивается, как в книге, а начинает жить своей жизнью. Непредсказуемой и странной. Манера поведения заимствуется у создателей и нашего с тобой родного мира. Поэтому Колобок и зеркало ругается матом, а Гензель, Гретель и Белоснежка занимаются разбоем. Они живут. Хорошо или плохо, но живут, подстраиваясь под нынешние реалии.

— А Изабелла? – девушка, услышав свое имя, испуганно распахнула большие глаза и выронила перо, которым записывала нашу беседу. Мортимер улыбнулся и, наклонившись, поднял перо с пола, после чего протянул его девушке.

— А что с Изабеллой? – спросил колдун.

— Она тоже героиня какой-то сказки или истории?

— Нет. Она – продукт эволюции, если можно так выразиться. Определение грубое и несовершенное, но оно будет более тебе понятно. У нее есть право выбора, чувства, желания. Ее настроение меняется, как у обычного человека. Она может смеяться, плакать или грустить. Совсем, как мы.

— Охренеть, — только и мог молвить я, схватившись за голову. В висках заломило от полученной информации, и я чуть было вновь не очутился на полу, если бы Мортимер, подметив мою растерянность, не прикоснулся сухим пальцем к моему плечу и не пробормотал пару странных слов.

— Тише, Тимофей. Понимаю, что тебя это сбивает с мысли и все кажется невероятным, но это так. Суровая реальность, — хмыкнул он, набивая трубку табаком и доставая из кармана странный аналог спичек. – Изабелла не зависит от авторов или чего-то еще. Она – дитя этого мира, как и множество других людей и созданий. Что уж там. Даже у Белоснежки есть дети.

— Серьезно? – хохотнуло зеркало. – Ей кто-то присунул и оросил ее сморщенную пилотку жиденькой кончиной?

— Грубо, но все так, — улыбнулся Мортимер. – Её дети – дети этого мира и не принадлежат перу авторов.

— А если Колобка кто-то выебет и он вдруг родит говношар с конечностями? – не унималась морда, но после моего громкого шиканья, умолкло, буркнув напоследок. – Пиздеть, не мешки ворочать, Тимка.

— Так они смертны? Они могут умереть? – спросил я, не обратив на слова зеркала внимания. – Белоснежка и прочие существа, созданные человеком.

— Могут. Но через какое-то время они возрождаются, вновь проживают жизнь, придуманную для них автором, и затем получают выбор, как жить дальше.

— Но выбор этот зависит и от автора, который их придумал, — закончил я. Мортимер улыбнулся и кивнул.

— Да. Злое создание может пойти по злому пути, а может и по доброму. Как и доброе может пойти по тропе зла. У каждого из них есть выбор. В этом и прелесть сказочной страны.

— Блядь. И не надоело вам мусолить эту тему? – вклинилось зеркало, когда за окном уже порядочно стемнело, и на небе появились первые звезды. – Кому какая нахуй разница, будет ли Белоснежка жить пай-девочкой или будет ебать все, что шевелится?

— Есть разница, — ответил я. – Если мне посчастливилось сюда попасть, то я должен хоть немного понимать устройство этого мира. А иначе велик риск сойти с ума.

— Тю, — фыркнула морда. – Делов-то. Будешь как Колобок. Жрать мухоморы, пингвинье говно и бессвязно ругаться. Шик же.

— Ага.

— Нога.

— Чего?

— А того, — буркнула волшебная вещь. – Может, сменим ради делихора обстановочку? Пожрать там пойдем или баиньки?

— Зеркало право, — сладко потянулся Мортимер. – За беседой время летит. Предлагаю отужинать и отправиться в постели, а завтра я отвечу на другие вопросы.

— Хорошо, — кивнул я, поднимаясь с табурета. – Мортимер.

— Да, Тимофей?

— А я могу посещать библиотеку?