Библиотекарь или как украсть президентское кресло

И Спинелли отвернулся и снова сосредоточенно закрутил баранку. Паркс нашёл ленту. Он перевернул Ингу на живот и связал ей руки сзади. Она простонала:

— За что? За что вы так? Что вы хотите со мной сделать?

Паркс наморщился, он не намерен долго слушать эти вопли. Оседлав Ингу, он связал ей ноги и, перевернув на спину, заклеил рот.

— Тссс, — приложил Паркс палец к губам, — здесь надо молчать. Как в библиотеке.

Она попыталась отползти от него, но не смогла — ползти было некуда, она была рыбой, выброшенной на берег.

Ниоб снова зашевелилась. Паркс быстро связал ей руки. Он хотел Ниоб с самой первой их встречи. Для него она была обыкновенной шлюхой из казино, которая смеет глядеть на него сверху вниз, а ведь он бы мог её трахнуть, вручив ей двух папаш Джексонов,[32] причём этих папаш она бы у него в зубах держала… Он ещё никогда не хотел её так. Сейчас он отымеет её, как никто и никогда. Он будет трахать её до тех пор, пока она не умрёт. Бедняжка, я буду твоим последним мужчиной…

Потом он заставил её поднять руки вверх и привязал их к одной из балок, подпирающей полки.

Спинелли снова оглянулся. Блядь! Паркс и не подумает стереть остатки ленты с балки, и что когда он кончит, придётся отскабливать самому… Блядь, блядь, блядь!

Ниоб попыталась вырваться. Паркс упёрся ей в живот коленом, но она всё ещё сопротивлялась и попыталась лягнуть его. Тогда Паркс надавил посильнее, так чтобы она прочувствовала все его 220 фунтов. Ниоб обмякла, её затошнило.

— Не надо пытаться драться со мной. Подожди чуток. Веселье ещё не началось.

Она висела на балке, которая проходила прямо за креслом Спинелли. Паркс примотал её правую ногу к балке у задней двери, а потом задумался, куда же девать левую. Когда Спинелли собирал свои складные стулья, он вешал их на специальные скобы. Паркс привязал ногу к самой дальней и улыбнулся. Всё получилось просто прекрасно. Эти раздвинутые ноги смотрятся куда лучше, чем когда они сжаты. Эта находка обрадовала его чрезвычайно.

— Вдруг тебе понравится? — услышал Спинелли, а потом он услышал, как пытается вырваться Ниоб и как она стонет.

— Эй, хватит! Слышишь?

— Заткнись.

И тут Паркс насыпал на тыльную сторону перчатки ангельскую пыль.

— Хотите? — хихикнул он. — Ну что же вы? Давайте полетаем вместе!

И втянул в себя прозрачные кристаллики.

— Знаете, что сейчас будет? Я буду как молоток… как, — тут он сделал руками жест, как будто он хочет продырявить землю — буду этим… бам-бам-бам пневматическим отбойным молотком![33]

Инга задёргалась. Она не могла дышать с закрытым ртом и стала задыхаться.

— Тысяча чертей! Она же сейчас задохнётся! — заорал Спинелли.

— Ну и?

— Не стой как чурбан!

— Да не волнуйся ты, не задохнется она, — Паркс отодрал ленту от губ Инги. — Они когда мёртвые, не такие прикольные.

Инга судорожно хватала воздух ртом. Дышать, только дышать.

— Давай я отымею молодую шлюху, а ты — старую ведьму, а потом мы с тобой отдышимся и убежим, — расхохотался Паркс.[34]

Но Спинелли не ответил.

— Спиннер, а Спиннер, а ножик у тебя есть?

Спинелли ненавидел, когда коверкают его фамилию, он ненавидел, когда его называют «Спиннером», «Спином», «Спинстером», «Спинни», но сейчас его больше волновало не то, что его фамилию изуродовали, а то, что происходило в задней части его фургона.

— Паркс, не смей! Я тебе не дам резать людей в своем фургоне! Нельзя! Паркс! Не смей!

— Заткни хлебало, Спиннер. Я буду делать, что хочу. Сейчас я не собираюсь никого резать, так что заткнись и не воняй. Хочу одеть их по-другому. Где нож, мудак? У тебя здесь такая херова туча всего, что и нож должен быть. Ну, так есть нож?

— Мачете, — пробормотал Спинелли.

— Мачете?

— Ну.

— Где лежит?

Спинелли сказал, где, но когда Паркс полез за ним, то нашёл в ящике коробку с бритвами, маленькими, блестящими, острыми и решил, что с ними будет ещё веселее. Они были все одинаковые, но он долго выбирал и, в конце концов, остановил свой выбор только на одной.

Зачем ему бритва? Хватит уже и того, что он натворил своей электроперчаткой. Спинелли не мог смотреть, но он не мог и не смотреть. Ох, как бы он хотел наблюдать это всё на одном из экранов, а не вот так вот лично! Он боялся Паркса и не знал, как остановить его.

Паркс расстегнул штаны свободной рукой.

— Я сейчас немножко порежу тебя. Ты не волнуйся, всё будет хорошо. Так будет ещё веселее…

Спинелли совершенно не хотел в этом участвовать. Он не хотел знать, что сейчас произойдёт в его фургоне.

— Ты псих, Паркс, ты сошёл с ума! — заорал он.

— Нееееет, я просто развлекаюсь.

Спинелли сидел по вечерам дома, потому что очень боялся, что одна из его дочек сойдётся с таким вот чудовищем, и изо всех сил пытался не допустить этого. Его дочки вполне могли как-нибудь в пьяном угаре свалиться с какого-нибудь обрыва, для этого у них были достаточно дурные головы, к тому же затуманенные наркотиками и телевидением. Паркс делал надрезы Инге, неглубокие, ему нравилось слышать её крики. Да он псих! Настоящий псих!