На центральной улице поселка, перед замком барона, нас встречало несколько десятков человек — видимо, слуги, местные ремесленники и те из крестьян, кому случилось оказаться у замка в эту пору.
— Ваша милость, с возвращением!
— Смотри, смотри, а людей-то как мало…
— Барти, привет! Где ж Янис-то?
— Господин барон, господин барон!..
— И лейтенант вона….
— А Ворона не видно! Это что ж…..
Кто-то постарше и попредставительнее, может местный староста, приветствовал барона, несколько молодых ремесленников пытались в разнобой перебросится парой фраз со знакомыми бойцами, кто-то из женщин тревожно искал взглядом отсутствующих близких в нашем поредевшем отряде. Общий настрой явно мрачнел. Одна молодуха зажала себе рот ладонями, в ее глазах читались ужас и тоска.
Отряд в молчании выехал на небольшую площадь, отделявшую предместье от стен замка и остановился вслед за бароном.
— Жители Пади! Мы вернулись, но вернулись не все! — громко обратился барон к своим людям. — Моего племянника похитили враги нашего баронства. В неравном сражении подлый враг был повержен, но взял свою кровавую цену! Вечная слава павшим!
— Слава! Слава! — нестройным хором откликнулась толпа. Женщина, которая прежде зажимала себе рот, завыла от горя. Ее обнимали две плачущие соседки.
— Анис, — нашел взглядом овдовевшую горожанку барон, — Трэвис сражался как герой. Я знаю, это не утешит тебя сейчас, но он был моим боевым товарищем и я скорблю вместе с тобой. Буду ждать тебя послезавтра в полдень у кастеляна Томаша. Павших не вернуть, но я хочу помочь их близким и родным, у кого они были!
Барон замолчал, окинул взглядом небольшую толпу и, привстав на стременах, прокричал:
— Трэвис, Ворон, Гарт, Орто, Янис, Хевард! Я помню каждого из них! Честь и слава!
— Слава! Слава! — чуть бодрее, чем в первый раз, откликнулась толпа. А барон натянул поводья и пустил своего вороного рысью к распахнутым воротам замка. Лейтенант почти сразу направил коня вслед за бароном. За ними послушно двинулся и я вместе с егерями, сопровождавшими наши телеги. Однако, «орел наш дон Тудор, да и политик изрядный»…
***
Пройдя через массивные ворота во внутренний двор баронской твердыни, я увидел уже спешившегося дядю с рыженькой девчушкой лет 9-10 на руках. Рыжик крепко обнимала Тудора за шею и что-то шептала ему на ухо. Дядя улыбаясь кивал ей в ответ, а в его глазах читались искренние любовь и нежность к ребенку.
— Артон, подходи, не стесняйся! — заметил меня Тудор и приглашающе махнул рукой.
Девочка, без сомнения, кузина Артона — Элейн, кинула на меня быстрый взгляд, еще раз обняла отца и начала вырываться, чтобы ее вернули на землю. Дядя широко улыбнулся, поцеловал дочку в лобик и отпустил. Элейн побежала ко мне, остановилась в паре метров и, уперев руки в бока, сердито спросила:
— Ты где был? Тебя вообще одного нельзя отпускать! Пришлось папу за тобой отправлять. Ты — плохой!
Глядя на этого рыжего ангелочка с нахмуренными бровками и аккуратным носиком, осыпанном веснушками, можно было только утонуть в умилении. Голубое платьице с рюшами на плечах и аккуратные башмачки довершали кукольный образ моей кузины.
— Я… Э-э-э… — беспомощно промычал я в прострации, не находя, что ответить.
— Элейн, погоди! — пришел мне на помощь дядя. — Артон был ранен. Сейчас-то в порядке, но у него проблемы с памятью. Потом ему все выскажешь, а пока я тебя попрошу ему помочь. Представь, будто он впервые у нас в замке. Расскажешь ему обо всем?
Голубые глазищи кузины сначала округлились, а потом хитро прищурились:
— То есть ты не помнишь, как я пролила тебе тогда чернила на штаны? — выцепила главное из рассказа Тудора эта анимешная принцесса.
Я отрицательно замотал головой.
— Ха, а этого и не было! Я тебя проверяла. А еще ты обещал меня научить огонек зажигать рукой!
Из глубин памяти всплыла картинка с бежевыми бриджами, на которых осьминогом растекалось чернильное пятно. Видимо, начали по ассоциациям восстанавливаться отдельные воспоминания Артона. Как там звучало — «все что было не со мной — помню». И есть подозрение, что по поводу огонька тоже обещаний не было. Категорию субъекта «милый рыжик» придется менять с «ангелочка» на «коварную лисичку».
***
Вечер прошел скоротечно и довольно сумбурно для моего восприятия. Показали мою комнату (окошко — с мелкими мутноватыми стеклами в витражах), потащили помыться (прекрасных банщиц дядя мне пожалел!), выдали чистые одежду и обувку (попрыгал, помахал руками и ногами — жить можно, но не особо удобно), отвели в обеденный зал, уф.
Кроме благодушного и умиротворенного дяди с неугомонным лисенком за столом присутствовал с хитринкой поглядывающий на меня сухопарый мужчина, за шестьдесят годков по виду. Его седые и «творчески» растрепанные волосы не могли прикрыть главную отличительную примету — крупноватые оттопыренные уши. А я знаю, как тебя дразнили в детстве!