Библиотекарист

– Идет. – Итану потребовалось время, чтобы собраться. – Ну слушай, Боб, – сказал он, – я таки да, я пялился на нее. Прости. Но когда я вошел в автобус, я сразу заметил, что она сидит там вся прямая и чопорная, и как мне было не пялиться? Я и пялился, как обычно бывает между мальчиками и девочками, но была тому еще и другая причина, не очевидная сразу, и заключалась она в том, что было в этой девушке непонятное что-то… какой-то вопрос витал в воздухе над ее головой. Может, я с ней раньше встречался или просто видел где-то еще. Была в ней эта загвоздка, что-то такое… особенное, но я не мог понять, что. И тут она лезет в свою сумку и достает книгу, и я вижу, что книга библиотечная. И не просто библиотечная, а “Преступление и наказание”. И не просто какой-нибудь там экземпляр “Преступления и наказания”, а тот самый, который я тут у тебя брал, с потертым названием и пятнышком на корешке. И стоило мне это увидеть, как тайна раскрылась, и я со всей точностью понял, кто она есть.

– И тогда он наклонился ко мне и сказал…

– Нет-нет, позволь, я, это моя ударная реплика. Я наклонился к ней и сказал: “Ты Конни, а я Итан, и я думаю, нам нужно поговорить, потому что мы оба любим одного мужчину, и я не могу допустить, чтобы мы его так между собой делили!”

И парочка снова расхохоталась, а Бобу захотелось провалиться куда-нибудь, или чтоб провалился Итан, или Конни, или все они трое. Также ему хотелось, чтобы Итан и Конни перестали так радоваться друг другу и еще чтобы Итан отцепился наконец от ее локтя. Смех Конни угас, она пристально и испытующе взглянула на Боба.

– В чем дело, милый? – спросила она, и Боб ответил, что все в порядке, просто день выдался длинный.

Итан и Конни решили, что им троим следует пойти куда-то поужинать, и они ждали на тротуаре снаружи, пока Боб управится с закрытием библиотеки. Расставляя по местам стулья и выключая свет, он украдкой поглядывал в окно; Конни снова смеялась, и они с Итаном стояли близко друг к другу.

Боб запер дверь и пошел по дорожке к тротуару. Конни смотрела в другую сторону, но Итан поднял глаза и увидел приближающегося к ним Боба, и тогда его улыбка исчезла, а лицо смягчилось выражением озабоченности и доброты, как будто он ощутил вдруг, что Боб страдает и почему. Бобу стало мучительно стыдно, но поделиться этим не захотелось.

Безрадостная это была прогулка. Конни, которая шла между Бобом и Итаном, не взяла Боба за руку, как обычно, а шла сама по себе, от него отдельно. Не в силах вынести это, он ухватил ее за руку, но она сразу ее отобрала и спрятала в карман.

К тому времени, как они прибыли в ресторан, поведение Итана изменилось. Он не резвился больше, а почти что светски расспрашивал, какие планы у них насчет свадьбы, поедут ли они куда-нибудь на медовый месяц, будут ли у них дети и сколько. Разговор, в общем, не клеился, и Конни попыталась вернуть Итана в его нормальное русло, дразня вопросами вроде: часто ли он пристает к девушкам в автобусах? Каков его показатель успеха? Есть ли среди автобусных приставал рекордсмены? Как быть, если он, например, сел в автобус, чтобы поприставать, и обнаружил, что на борту уже имеется приставала? Должен ли он покинуть автобус, чтобы дать возможность коллеге-приставале поработать без конкуренции? Но и это направление не получило поддержки, и тогда Конни попыталась вовлечь Итана в подначки над Бобом, но Итан друга только хвалил, говорил, что Боб положительно на него влияет, и восхищался Бобом, что, по мнению Боба, указывало, что Итан говорит так из жалости.

В целом для Боба этот ужин стал воплощением эмоционального дискомфорта. Под конец Итан выхватил счет из рук удивленного официанта и заплатил за всех, проявив беспечную щедрость, хотя был на мели, и Боб знал, что он на мели. После этого Итан поспешил уйти, оставив после себя безотрадное молчание, и Боб даже не понял, где закончилось ощущение опасности, в котором он до того пребывал, и начался подлинный ужас.

Они с Конни вернулись к библиотеке, где дожидался их “шевроле”, и за всю дорогу домой едва ли перемолвились словом. Войдя в дом, Конни сказала, что ей жаль, что она не понравилась его другу. Когда Боб спросил ее, что она имеет в виду, она ответила:

– Сначала он дружелюбен и резвится, словно щенок, верно? А потом за ужином ни слова не говорит мне, только бурчит, и все делает, чтобы не дай бог не столкнуться со мной глазами!

– Может быть, он стеснялся?

– Нет, до ужина он таким не был. И в автобусе вел себя так, что стеснением и не пахло. Да и с чего бы ему стесняться меня? Разве ты не говорил, что он что-то вроде плейбоя?

– При чем тут это?

– Я про то, что я некрасивая.

– Нет, это не так. И потом, какое отношение твоя внешность имеет к Итану?

– Никакого. Я не знаю. Мне жаль.

– Да чего тебе жаль-то?

– Ладно, Боб, прекрати.

И она принялась снимать пальто и вешать его на крючок в прихожей, а потом застыла, уставясь на стену.

– Я хочу нравиться твоему другу, это тебе понятно? Мне важно, чтобы мы ладили.