Читаем Бич Божий полностью

— Да, на всё воля Господа. Умирающий император Константин, прозванный Багрянородным, — царство ему небесное! — ездил лечиться на тёплые воды Бруссы. Там же лечился и мой отец. Я сопровождал его. Император меня заметил и решил взять к себе во служение. А затем, окончив юридический факультет, я работал помощником в канцелярии Управления внешних сношений у Романа II.

— Значит, и Никифор Фока доверяет вам?

— Да, всецело. Но сегодня я привёз письмо вашему высокопреподобию от её величества императрицы Феофано.

— Вот как?! — вскинула брови взволнованная этим известием монахиня. — Милость её императорского величества безгранична. Наш монастырь Святой Августины — под её непосредственным покровительством...

— Что ж, не мудрено, — сказал Калокир, улыбаясь. — Ведь среди послушниц — первая дочка Феофано... от стратига Цимисхия...

— Ради Бога! — И напуганная игуменья подняла руки, умоляя патрикия замолчать.

— Ничего, ничего. Мой телохранитель, во-первых, посвящён в эту тайну, во-вторых, он умеет хранить секреты. Вот письмо. Я знаком с его содержанием. И без промедления выполню всё, что мне предписано.

Он отдал Евфимии скрученный в рулончик пергамент. Та взяла осторожно, развернула с благоговением и, слегка наклонившись к свету, стала читать послание. Под конец глаза её округлились, на щеках выступили пятна — розовые, нервные.

— Я прошу меня извинить, — пробубнила монахиня. — Мне необходимо покинуть вас на короткое время, — и, прижав письмо к высохшей груди, выскользнула из комнаты.

Юноша-охранник посмотрел на патрикия: что, опасность? Калокир же помотал головой: не волнуйся, всё идёт, как тому положено, мы играем безукоризненно.

В это время Евфимия извлекла из ниши в стене в смежной келье небольшой сундучок с ценными пергаментами. Покопавшись в нём и найдя нужный свиток, стала сравнивать подпись императрицы: Феофано... и Феофано... Вроде бы похоже... Да и след от печатки тот же... Или нет? Или не такой?

Несколько мгновений спустя строгая игуменья появилась перед гостями. Вид её был бесстрастен.

— Подлинность письма мною удостоверена, — заявила она. — Я распорядилась: сёстры помогут Анастасии побыстрее собраться. Да поможет вам Бог. Передайте её императорскому величеству, что обитель Святой Августины молится о её здоровье и о благоденствии всей императорской фамилии... — Осенив крестным знамением и того и другого, Евфимия покинула визитёров. Калокир и его охранник обменялись ироничными взглядами.

Не прошло и четверти часа, как открылась дверь и вошла монашка — худенькая и маленькая. Чёрные испуганные глаза её занимали половину лица. В тонких ручках с обгрызенными ногтями был зажат жалкий узелок. И на вид ей казалось не больше тринадцати.

— Мне велели... — еле слышно проговорила она, — мне сказали, что меня должны увезти... Я — сестра Анастасия...

«Господи, ребёнок ещё совсем, — удивился про себя Калокир. — Даже совестно отдавать её в лапы варваров».

Юноша-охранник также пребывал в каком-то оцепенении.

— Рад с вами познакомиться, ваша милость, — улыбнулся патрикий. Он шагнул ей навстречу и согнулся в нарочито подобострастном поклоне. — Надо ехать. Разрешите поднести ваши вещи? Я не вправе доверять эту ценность слугам...

Девочка смутилась:

— Что вы, что вы! Тут молитвенник и бельё, ничего такого. Я сама донесу.

По дороге к воротам бывшая послушница не смогла удержаться и начала выпытывать:

— Мы в Константинополь? А меня поселят во дворце Вуколеон или где? Как мне называть её императорское величество — мама, или нет? Или это будет звучать нескромно? Меня выдадут замуж? За кого? За какого-нибудь болгарского принца?

Калокир загадочно ухмылялся и отвечал:

— Ваша милость, потерпите ещё немного. Скоро всё узнаете. Я обязан хранить государственную тайну...

За воротами юноша-охранник усадил Анастасию на коня впереди себя. И проговорил:

— Я тебя держу. Можешь не бояться.

— Я и не боюсь, — фыркнула она. — Ты кто — болгарин? Произносишь слова нечисто.

— Нет, я русич.

— Русич — это кто? А, я знаю, это те, кто живут на севере, по течению Борисфена?

— Да, по-гречески — Борисфен, а по-русски — Днепр.

— Дн... пр... и не скажешь сразу! Как тебя зовут?

— Милонег.

— Милонег?.. Красиво.

Юноша пришпорил коня, и отряд вооружённых мужчин поскакал.

Но какое-то смутное сомнение всё-таки терзало игуменью. Походив взад-вперёд по келье, перечтя письмо от императрицы, Евфимия спустилась по галерее и опять зашла в смотровую башенку. Горбоносая монашка-привратница поклонилась при её появлении.

— Не заметила, сестра, а куда они поскакали? — обратилась настоятельница к чернице. — К югу, в Константинополь?

— Да, заметила, матушка, заметила. Поскакали они на север, в сторону Болгарии.

Лик игуменьи приобрёл восковой оттенок. «Обманули, — прошептала она, — девочку похитили... Я теперь погибла! Феофано меня казнит!..»

Болгария, лето 968 года


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза