Сердце у монашки заколотилось. Вскоре солнышко стало больше, чётче, сделалось понятным: там, в лучах настоящего солнца, золотились островерхие крыши дивных резных теремов. Горизонт отступал, и гора, с Киевом наверху, делалась всё заметнее. Не случайно русские слова «город» и «гора» общий корень имеют. Город строился на горе. Огораживался оградой. У подола горы были огороды, лачужки. Мастерские, хибарки...
Наконец дорога выбралась на берег, Днепр блеснул внизу синим рукавом, и открылась картина: грандиозная река, плавная, седая, фиолетовый лес на том берегу, круча жёлтая с ласточкиными гнёздами; крыши кажущихся игрушечными домов на Подоле; городские стены, сложенные из брёвен, с вежами — смотровыми башнями, крепкими воротами, сплошь окованными железом, и подъёмные мосты на толстых цепях; над стенами — крыши теремов, позолоченные, похожие на пластинчатую кожу древних ящеров; всё это на фоне чистого голубого неба, редких облаков, в обрамлении зелени садов и травы.
— Что, красиво? — спросил возничий.
Девочка сказала:
— Очень красивый, да!
Вскоре стало видно, что по гребням стен бегают люди и машут руками, шапками и платками. Русское войско, а с ним и кибитка, прекратили движение. Киевляне опустили подъёмный мост, распахнули ворота. Князь выехал вперёд один. А ему навстречу вышли: Ольга Бардовна, Жеривол, княжичи и Претич, Лют, бояре — кланялись приветливо, хлеб и соль вручили на вышитом полотенце.
— Ярополка-то видишь, нет? — обернулся возничий к Настеньке. — Тот, который повыше. Худенький такой.
Юная гречанка всматривалась в фигурку. Но лицо различить на таком расстоянии было очень трудно.
Вышли из ворот музыканты — с бубнами, гудками со смыками и волынками. Стали петь, играть и приплясывать. Повалил народ. Неожиданно князь поднял руку, и по длинным рядам прокатилось, как по морю волны: «Анастасия!.. Анастасия!..»
Милонег, сидевший на коне сбоку от кибитки, приказал возничему:
— Ну, вперёд! — и поехал расчищать дорогу впереди себя: — Посторонись! Едет невеста Ярополкова! Путь невесте! Не зевай!..
Девочка, осенив себя крестным знамением, сжала от волнения руки.
Все смотрели на неё: с любопытством, удивлением, радостью. Расступались конники. Милонег делил ряды надвое. Наконец колёса загремели по брёвнам подъёмного моста. Ближе, ближе ворота... У монашки задрожал подбородок...
Святослав подошёл к кибитке. Посмотрел на Анастасию. Длинные его усы весело топорщились. Улыбались глаза. Протянул руку:
— Милости прошу в стольный град. Выходи, невестушка.
Девочка, смущаясь, приняла его руку, спрыгнула на землю. Рядом с князем пошла, глаз не смея поднять. Но потом подняла и увидела Ольгу Бардовну. У великой княгини — в мантии парчовой, с драгоценными подвесками и височными кольцами — на лице написано было лёгкое презрение.
— Да, красива, — сказала она ровным голосом. — Греческая кровь — сразу видно... Только не надейся, княже, что Никифор Фока будет после их союза лучше к нам относиться. Дочка-то внебрачная... Если б сам Цимисхий к власти у них пришёл — вот тогда больше вероятности.
— Поживём — увидим, — отвечал Святослав. — Познакомься, Анастасия: это твой жених — Ярополк.
К ней шагнул худощавый юноша — серые глаза, как у князя, неширокий лоб, скошенный чуть-чуть подбородок; бледное лицо, под глазами круги; в лобном обруче горели бриллианты.
— 3-здравия желаю, — княжич заикался слегка. — Очень рад з-знакомству. Понимаешь ли ты по-русски?
— Да, немножко есть понимать, — покраснела девочка.
— Это мой второй сын — Олег, — продолжал вести её Святослав. — Это третий — Владимир.
Мальчик посмотрел на неё снизу вверх: шаловливый, насмешливый, круглый нос — в мелких конопушках.
— Ух, какая красивая у меня невестка-то будет! — восхитился он. — Был бы я постарше, сам бы на ней женился!
Все кругом рассмеялись. Грянула музыка, и в толпе закричали: «Слава князю! Слава Киеву! Слава великим русичам!» Жеривол обнял Милонега, а Добрыня — Владимира. И процессия вошла в Градские ворота.
Повернули налево и пошли между стен: дело в том, что сквозного пути в город не было; в целях военной безопасности после внешних укреплений делали вторые, внутренние, с небольшим просветом между ними, и попасть из внешних ворот во внутренние можно было, двигаясь по периметру. С гребней стен сыпались цветы и горсти пшеницы: киевляне приветствовали князя и его семью, веселились счастливому избавлению от захватчиков.
Ярополк приблизился к Насте и сказал, волнуясь:
— Как п-прошло твоё путешествие? Ты устала, наверное?
— Да, немножко мы есть устали, — согласилась она. — Пить хотели. Мы идти очень далеко?
— Нет, не очень. Как придём во дворец, я в-велю принести питьё.
— Да, спасибо. Я хотеть спросить, Ярополче.
— Слушаю, пожалуйста.
— Ты не очень меня казнить, если я ходить церковь Святой Софий? Я христианский вер: Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой.
Княжич помотал головой:
— Н-ничего, я не стану против. Бабушка моя, Ольга Бардовна, тоже ведь крещёная. Но венчаться мне и тебе предстоит всё равно по славянскому обычаю, а не в церкви.
— Понимать. Это я терпеть.