Мало чему удивлявшийся в жизни, граф при этом случае был порядочно-таки удивлен. Не было сомнения – граф это заметил и по письму, и по другим признакам, – что все им прочитанное было писано своевременно, а главное: все предсказанное – или совершилось, или совершается.
– Рад, весьма рад, что познакомился с вами, – не нашелся ничего более сказать удивленный граф, – и сожалею, что судьба не свела нас ранее. Впрочем, – продолжал граф, тронув себя за лоб, – я не совсем с вами согласен относительно «идола». Идол-то он идол, правда, но не такой уж страшный, как многим кажется. На такую силу натолкнули его обстоятельства, а без того он был бы исправным офицером… впрочем, очень неуживчивым.
– Я не военный человек, граф, и в таких делах не судья.
– Но зато вы можете быть его судьею нравственным. Наполеон – антихрист. В Апокалипсисе, в десятой главе, сказано: «И имели над собою царя – ангела бездны, ему же по-еврейски имя Аввадон, а по-гречески Поллион».
Иванчеев отрицательно покачал головой.
– Ну, добрейший мой, вы, стало быть, совсем народа не знаете, – заметил граф. – Вот объясните мне лучше, что значит такое: «Идол на развалинах». Словцо замысловатое.
– Москва будет разорена, – проговорил тихо, несколько подумав, Иванчеев.
Граф не сдержал себя и привскочил.
– Вы откуда это знаете? – почти вскричал он.
Иванчеев, не вставая, спокойно посмотрел на Растопчина.
– Русский народ сказал мне это.
– Как? Что такое?
– Русский народ не потерпит позора.
– А ведь вы правы… – искусственно успокоился Растопчин. – Русский народ, точно, не потерпит позора и при случае готов на все. Однако ж с ним надо уметь и ладить, иначе он и хорошее и дурное все истолчет в одной ступе.
От Иванчеева Растопчин уехал порядочно обеспокоенный. Слова старика относительно разорения Москвы тревожно занимали его мысли. Он вовсе не ожидал встретить старика таким умным и таким прозорливым. Старик точно покопался в его душе и затронул там самую больную струну. Приняв должность главнокомандующего Москвы, трудную и ответственную, особенно в такое тревожное время, граф все-таки шел еще ощупью, ко всему применялся, ко всему прислушивался. Как умный человек, он тотчас же сообразил, что Наполеон идет в Россию с явной целью побывать в сердце ее – в Москве, так как иначе и поход не затевался бы им в таких грандиозных размерах, да и не стоило бы вносить войну в пределы России. Освоившись с этой мыслью, граф, однако ж, не знал положительно, какую ему следует играть роль, когда Наполеон точно появится в Москве. Не вести же ему ключи города, не принять же его с депутацией и колокольным звоном! Никто ни на что не уполномочивал графа ни письменно, ни словесно, но в то же время он очень хорошо знал, что пользовался неограниченным полномочием, полномочием чисто диктаторским. Уезжая из Москвы, император пожаловал Растопчину на эполеты свое вензелевое имя, сказав при этом: «Теперь Я буду у тебя на плечах, Растопчин». Лучшего доказательства монаршего доверия не могло быть. Растопчину развязывались руки во всей силе. Обдумывая так и сяк свое положение, граф решил наконец не отдавать Москвы неприятелю не разоренной. Это, конечно, он хранил в глубокой тайне, и вдруг какой-то неведомый миру старик-алхимик, совершенно спокойно, решил то же самое и того же самого ожидает от русского народа, чего ожидает и он. Граф мысленно склонился перед умом Иванчеева и даже в глубине души встревожился пред этой простой, но тем не менее загадочной личностью.
Совсем иные впечатления оставил по себе Растопчин в душе Иванчеева. Иванчеев нисколько не удивился ни уму графа, ни его высокому положению: он нашел графа простой, доброй личностью, и только. Любезность графа, правда, ему очень понравилась, но от графа он все-таки ничего не ожидал.
В тот же день к крыльцу домика Иванчеева, усталый и запыленный, подскакал верхом высокий и здоровый кавалерийский офицер. Он торопливо соскочил с лошади, торопливыми же шагами смело и гремя саблей вошел к Иванчееву и спросил охриплым голосом:
– Здесь живет Иванчеев, Ираклий Лаврентьевич?
На его вопрос вышел сам Иванчеев.
– Вы Иванчеев будете?
– Я.
– От его сиятельства, князя Петра Ивановича Багратиона, главнокомандующего второй армией, – проговорил кавалерист, подавая Иванчееву толстый пакет, сделал по форме налево кругом и вышел.
XVI. Маркитантка
Вы будете дочерью нашего полка.
Среди массы карет и другого рода экипажей, двигавшихся за полчищами Наполеона со всякого рода авантюристами и авантюристками, двигался и какой-то своеобразный возок маркитантки конноегерского полка Эвелины Гужон.