Бич Божий. Книга 1. Полумесяц и крест

Правда, были и недовольные его первыми шагами на новом поприще. Это крупные ханы, богатые беки и их приспешники уздени, которых новый порядок с положения господ и повелителей низводил до уровня простых общинников-горцев. В одночасье рушилась вся их картина мира, которые они тщательно выстраивали десятилетиями. Богатеи лишились всех своих привилегий: право владения рабами, право суда над жителями целых районов, право установления любых податей и повинностей (начиная от налога на мост и кузню и заканчивая правом первой брачной ночи).

Почти все из них молча проглотили новые правила, засев в своих родовых аулах. Превратив их в настоящие крепости, беки прятались от своих же недавних рабов, остро желавших воздать им за годы унижений и оскорблений. Лишь единицы открыто выражали свое неудовольствие — самые крупные и богатые ханы, под началом которых были сотни, а нередко и больше вооруженных джигитов. Особенно неистовал хан Джавад, род которого несколько веков владел целой областью с десятком аулов и тысячами жителей. Он принародно объявил имама Шамиля отступником от заветов предков и радетелем за запретные нововведения[3] в Исламе, пообещав все вернуть обратно. Хан разворачивал всех посланников и проповедников имама, предварительно всыпав им палок.

Ринат даже не думал воспринимать все эти угрозы, считая их проявлением бессилия ханов и беков. Однако, время показало, что он глубоко ошибался. Враг, грозя всеми мыслимыми и немыслимыми карами, все это время готовиться к нападению, которое вскоре и состоялось.

…Бах! Бах! Бах! Один за другим хлестнули ружейные выстрелы. Свинцовые шарики с визгом ударили в край бойницы и рикошетов ушли в небо. Ринат, по лицу которого хлестнула каменная пыль, выругался и спрятался обратно. Враг, по-прежнему, караулил каждое его движение.

— Падлы, плотно обложили. Носа не высунуть, — шипел Ринат, отходя в глубину башни и начиная перезаряжать второй ружье. — Какой я же болван, так подставиться! Поверить Джаваду — это же полный мрак! Приходи, уважаемый эфенди, нам нужно поговорить, решить дело миром, как и полагается добрым мусульманам, — скрипя зубами, передразнивал он своего врага. — Хан Джавад же урод, каких еще поискать надо. На нем пробы ставить негде. Б…ь, что теперь скулить⁈ Надо что-то делать…

Он в отчаянии обгляделся, словно надеясь что-то увидеть новое. К сожалению, его взгляд, по-прежнему, натыкался на каменные стены из неровных булдыганов.

Ружье перезаряжал с такой злостью, что рассыпал порох из газырницы. Руки тряслись. Хотелось этого Джавада душить и душить, медленно сжимая руки на его жирной шее.

Подумать только, его, как сопливого пацана, обвели вокруг пальца! И, главное, кто это сделал? Хан Джавад! Это твердолобый жирный мужик, который и два слова связать не мог, написал ему такое льстивое и полное меда послание, что он растаял. Хан уверял, что он во всем раскаялся, что осознал все свои прегрешения. Мол, он ясно понял свою неправоту и готов всеми силами помогать имаму в его трудном и справедливом деле — объединении Кавказа под сенью Ислама.

Боже мой, каким же он был наивным! Возомнил себя всезнающим вершителем судеб едва ли не целого мира, почти настоящим мессией. Б…ь, оракул сраный из будущего!

— Мудак! — от всех этих мыслей его даже перекосило. — Как же я на все это повелся? Правда, как сопливый пацан…

Поверив в искреннее раскаяние хана Джавада, Ринат вчера прибыл с небольшим отрядом в его родовое селение. Соблюдая горские традиции, они должны были вместе преломить хлеб, прочитать совместную молитву и этим доказать свое примирение.

— Ей Богу, бошку оторву этому уроду, — бурчал он, продолжая снаряжать ружье своего погибшего мюрида. — Б…ь, и сам пропал не за грош и людей своих подвел под монастырь.

Коварный хан встретил его с большим почетом у самого края села. Словно дорого гостя и любимого друга. Придержал Рината за стремя, пока он спускался со своего жеребца. Лично преподнес серебряную чашку с холодным айраном[4], чтобы тот освежился после дальней дороги. Вознес похвалу Всевышнему, что тот привел к нему на порог такого дорогого гостя. В самом селении играла музыка, горели костры с огромными котлами с ароматным пловом и душистой бараниной. Рассадив за богато накрытыми столами его мюридов между своими людьми, Джавад долго вел сладостные речи. Поминал через каждое слово Всевышнего, пророка Мухаммада и его, имама Шамиля. Большего почета сложно было себе даже представить! Как тут не расслабиться?

— Чего тут скажешь? Я придурок! — все никак не мог успокоиться Ринат. — Черт рогатый! Уши развесил, как красная девица на свиданке. Раз и уже не девица.

Бормоча себе все это под нос, он складывал у каменной стенки свой скудный арсенал — оба винтовальных ружья, пистолет и шашку.

— Куда я смотрел? Задницей ведь чувствовал какой-то подвох. Надо было сначала умишком пораскинуть, а потом действовать…