Бич времен. Схрон

– На всех горизонтах Ствола смонтированы ниши безопасности, – продолжал бормотать Федор, – в них можно не бояться коррекций и временных провалов. На четырех горизонтах в северных коридорах вделаны в стены контейнеры с НЗ: молекулярные синтезаторы воды, блоки с продуктами, подвергнутыми субмолекулярному сжатию, аптечки, оружие…

Павел мысленно включил передачу из зоны, и перед ними развернулся виом с колонной Ствола. С расстояния в пять километров детали на белом с розовыми бликами утреннего солнца теле Ствола не замечались, он казался идеальным цилиндром, мачтой без парусов.

Павел перевел взгляд дальше.

От белого куба лаборатории не осталось ничего, кроме странных, металлических на вид башен, похожих на клыки динозавров. Башни торчали из стометровой воронки в земле, заполненной плотным черным дымом аморфного времени. Воронка постепенно росла в глубину, дым разъедал землю, горные породы, металлы – любое вещество, кроме башен, добавляя работникам Центра защиты новые заботы и тревоги.

– Учти, что все эффекты, о которых говорил Златков, реальны. – Федор встал на колено, проверяя защиту сапог скафандра. – С чем ты наверняка столкнешься, так это с эффектом наслоения и дублирования с упрощением, когда вместо ста этажей горизонта насчитаешь двести, и с эффектом «марафонской дистанции» – коридоры Ствола покажутся чуть ли не бесконечными из-за многократного преломления-отражения в петле времени. Кроме того, могут встретиться полностью разрушенные горизонты, перенесшие протонное вырождение, побывавшие во временном провале. Тебе провал не страшен, пока ты в ТФЗ-скафандре…

Павел посмотрел на фиолетовые конусы хроновизоров. На мгновение защемило сердце, но он заставил себя думать о другом: о своей бывшей работе, о товарищах, ждущих его возвращения, о Люции… Оба так ничего и не решили, несмотря на желание остаться вместе… может быть, напрасно… Потом стал думать о своей судьбе, и снова пришло ощущение беды, невосполнимой потери, и снова Павел заставил себя переключиться на иную волну… Интересно, скажет ли хоть что-нибудь таинственный голос? Или, по его разумению, все идет нормально?..

– Мы готовы, – раздался в наушниках голос Ромашина.

До Павла не сразу дошел смысл сказанного.

– Я тоже, – с запозданием ответил он.

Федор, продолжавший что-то говорить, вдруг замолчал, встал с колена, похлопал Павла по плечу и протянул руку.

– До встречи, Паша. Жди меня там, не рискуй.

– До встречи. – Павел пожал руку, глядя по виому на равнину у Ствола, по которой начинавшийся ветер погнал зеленые волны. Солнце скрылось за растущей пеленой облаков, пейзаж стал угрюмым и холодным.

Федор открыл люк переходной камеры. Павел перешагнул комингс, стал в центре черного круга. Люк сзади захлопнулся, отрезая инспектора от внешнего мира. Черный круг стал медленно опускаться, пока не лязгнули кронштейны упора. Поплыли мимо ячеистые стены сбросовой камеры, потом блестящие ребра дюзы, свет померк, вспыхнул вновь – алый, ощутимо густой.

Павел оказался на дне конусовидного помещения, сходящегося, казалось, в точку где-то в бесконечности. Некая сила перевернула инспектора, так что голова его оказалась направленной в вершину конуса.

– Даем предупреждение, – послышался в наушниках чей-то голос.

Над холмами трижды прокатился леденящий душу вопль сирены. И стало совсем тихо, будто в Центре вырубилась связь или отказала рация скафандра.

Павел напрягся, ожидая удара в ноги, как при запуске баллисты в космосе. И вдруг ему показалось, что кто-то большой, как планета, но добродушный, дружелюбно настроенный, посмотрел на него сверху.

– Это… вы? – спросил инспектор негромко, забыв, что его слышат в Центре.

– Да, – раздался знакомый, твердый и спокойный голос. Он мог принадлежать и нормальному, уравновешенному и сильному человеку. Павел даже представил его лицо, тут же подумав, что у хозяина голоса, возможно, лица нет совсем.

– Что меня ждет? Вернее, что ждет нас всех?

Молчание.

– Не хотите отвечать или не знаете сами?

Снова молчание. Тишина в Центре.

– Тогда ответьте хотя бы, кто вы?

Через минуту последовал тихий и вежливый ответ:

– В лексиконе человечества нет слов, чтобы выразить такое понятие. Оно появится примерно через четыре миллиарда лет после вас.

– Значит, вы все-таки из будущего? Наши потомки?

– В какой-то мере. К сожалению, не существует даже упрощенных аналогий, чтобы вы их поняли. Все гораздо сложней, чем вы представляете. Извините.

Павлу почудилась в голосе неизвестного грустная нотка. «Мы дети для них, – подумал он, – дети, едва начавшие ходить, изучающие мир и себя на собственных ошибках, с болью, муками и сомнениями… а может быть, и того меньше: не дети – эмбрионы на стадии всеобщего разума. Странно, что они надеются на нас, на эмбрионов… на детей… Неужто не могут справиться с «хронохирургами» сами?»