Бичо-Джан

И говоря это, Али снова приложил руку к сердцу и низко склонился перед Кико, который был в восторге от своего нового слуги.

* * *

Али поселился в замке князя Тавадзе, и они с Кико стали неразлучны.

До тех пор у маленького князя был один товарищ в играх, проказах и шалостях — Шуша. Кико дружил с девочкой, благо, девочка эта могла заткнуть за пояс первейшего проказника-шалуна. Но все же это была Шуша, девочка, которая, кстати сказать, проказничая с Кико, всегда удерживала своего маленького друга, когда тот чересчур расходился и шалил не в меру.

— Этого нельзя, голубь мой. Храни тебя Господь и святой Георгий, разве можно так прыгать. Еще ножку повредишь! Не скачи так быстро, упадешь, упаси Боже… — часто говорила она. Ну, ни дать ни взять — бабушка Илита.

А Али совсем не останавливает Кико, несмотря на то, что он старше Шуши на целых шесть лет. При нем и то можно, и это позволительно.

Чего-чего только они не проделывают с ним! Влезут на башню, наберут камешков и бросают наперегонки оттуда — чей упадет дальше. А то и новое занятие придумали: каждый вечер стреляют из винтовок в цель на дворе замка. Призовут чепаров и давай состязаться в стрельбе. И всегда Али остается победителем. У него на редкость острые глаза и ловкий прицел, точно у горного орленка. А то Али вдруг вызывает на бой все мужское население замка.

Особенно любит бороться Али с Петро. Кико всегда хохочет до слез, глядя на эту борьбу. Петро — большой и толстый — пыхтит, как старый баран после водопоя, а Али маленький, но ловкий и увертливый, как кошка. И борется он всегда со смешными прибаутками, от которых все присутствующие буквально валятся со смеху на траву.

Толстый Петро всегда остается побежденным, ловкий маленький Али — победителем.

— Молодец татарчонок! Ай да джигит! — одобряют его зрители.

А Кико, захлебываясь от восторга, бежит к Илите и требует, чтобы устроили пирушку в честь победителя.

Во время же угощения Али (а с ним и всего населения замка) Кико поет по просьбе присутствующих.

Тут уже приходит в восторг сам Али. Такого голоса, как у маленького князя, он не слыхал в лезгинских аулах (селениях). Али задумывается под песни маленького князька; печальная тень осеняет его некрасивое горбоносое лицо.

Но лишь только кончается сладкая песня, смолкает звонкая чунгури, Али снова дурачится, кривляется, сыплет шутками на потеху слушателям.

А вечером, с закатом солнца, чепары седлают коней и по холодку сопровождают Кико, Али и Шушу в горы.

Горбатый лезгин и тут далеко превосходит их. Так, как он, никто не умеет скакать.

— Шайтан (дьявол по-татарски) так не скачет, — уверяет всех Али, перепрыгивая со всего разбега широкую трещину в горах на одной из самых лихих лошадок замка.

Дух захватывает у Кико и Шуши при виде бешеных прыжков или скачек по узенькой тропинке над самым краем бездны.

Кико удерживает своего друга.

— Али! Безумный! Ты упадешь! Разобьешься! Не смей!

Но Али только скалит свои белые великолепные зубы — единственное, что есть прекрасного в его безобразном лице.

Вечером поздно они возвращаются в замок.

Али, поужинав с чепарами и омыв лицо и руки, идет на кровлю дома, сбрасывает с себя свой бешмет и, присев на корточки поверх одежды, обращается лицом к востоку и шепчет свой яссы-намаз (так называется вечерняя молитва у магометан).

Али — магометанин. Он молится Аллаху и совершает не менее трех раз в день молитву, которой всегда предшествует омовение лица и рук ключевой водой, как это требуется по закону магометан.

А Шуша, в это время ужинающая с бабушкой Илитой и Кико в горнице замка, начинает обычный разговор.

— Заворожил тебя хитрый лезгин, голубь мой, — говорит Шуша, — ты не надышишься на него, Кико. А про бедную подружку Шушу и вовсе позабыл… У меня сердце не лежит к этому татарчонку.

— И у меня тоже, — вмешивается в разговор старая Илита. — Ты, внучка, правду говоришь: уж больно востер да плутоват этот Али. Не нажить бы нам с ним беды!

— Ну, вот еще! Какая там беда, бабушка! Какой же он плут, наш Али! Он — смелый орел, храбрый джигит, — срываются горячие слова с уст маленького князя.

— А по-моему, он хитрая дагестанская лиса, — брезгливо поджимая губы, говорит Шуша.

— А ты — трусливая белка, пугливый заяц, вот ты кто! — вспыльчиво кричит Кико.

— Я трусливая белка?!

И Шуша, вскочив из-за стола, сгоряча топает ногою.

Никто еще в жизни не смел так говорить с нею. Не она ли скачет верхом на лошади, как любой джигит? Не она ли лазит по горам, над безднами, как кошка? Не она ли не хуже любого чепара стреляет в цель?

Шуша в первую минуту вся так и зашлась от гнева. Ее глаза засверкали, как угольки, а губы задрожали от волнения. И вдруг из черных глаз брызнули слезы. Чтобы скрыть их, девочка закрыла разрезным рукавом своей чохи лицо и птицей метнулась из комнаты.

Сконфуженный Кико остался вдвоем с Илитой. Доброе от природы, чуткое сердечко мальчика забило тревогу. За что он обидел Шушу, своего верного, испытанного друга? А что, если бабушка и Шуша правы? Что, если Али только представляется верным и преданным слугою, а на самом деле…