Следующий рабочий день начался с запары. Нам был урезан срок по сдаче объема работ. Приходилось работать быстрей обычного. Я был максимально вымотан. Сварочная дуга маячила перед глазами. Похоже, ночью я не усну от боли в глазах… Чтобы от всего отвлечься, я написал Роу: «Привет, как ты?» Ответа я ждал целый день, но не дождался. Уже лежа в кровати после рабочего дня у меня ломило все тело и жгло глаза. Завтра мне надо занести копию регистрации в отдел кадров. Наконец я увижу искренние глаза Роу. Как раз спрошу, почему ей не дошло мое сообщение. Уснуть не могу, глаза слезятся, обожжены. Не надо было так часто снимать сварочную маску. Я не спал всю ночь.
Утро встретило меня дождем. Шагая насквозь промокшими ботинками, я дошел до автобуса. Вот я уже у административного здания. Теперь у дверей отдела кадров. Вид у меня не очень… Мокрая черная кофта, мокрые синие джинсы. Вдобавок предательски красные и влажные глаза. Я зашел в кабинет. В нем была одна Роу. Удача!
– Привет! Как ты!? Ты получила мое сообщение? – спросил я, вдохновенно улыбаясь.
– Не получила. Какой у тебя вопрос? – не отрываясь от монитора компьютера, проговорила Роу.
– Да никакой… А я… я справку принес… Твой начальник же говорил занести справку… – слабо проговорил я.
Я пытался увидеть в ее лице хоть каплю тех эмоций, которыми она в таком избытке делилась днем ранее.
– А, да. Помню, – быстро перебила меня Роу.
– Вот справка, – подал я листок бумаги.
Не дождавшись ответного сердечного отношения, я вышел из кабинета. Я совсем не узнавал Роу.
Рабочий день прошел с травмой. Я получил ожег. Сварочная дуга попала на кисть. У меня все валится из рук. После работы я написал Роу еще раз. Сообщение она прочитала, но не ответила. Почему? Сегодня ночью я опять почти не спал. Боль в глазах притупилась, но появились новые боли – на уже ороговевшем ожоге и в задушенном сердце. Боже, как же меня угораздило так быстро привязаться? Влюбиться…
Следующий день опять начался с дождя, и теперь я опоздал на автобус. Пришлось садиться на общественный транспорт с пересадками. Ехал я очень долго. Ведь я не знаю, как ехать и где остановка, где делать пересадки.
– Почему ты опоздал? – кричал на меня злобно мастер участка.
– Я не успел на автобус, – пытался оправдаться я.
– Ты знаешь, что у нас сроки? Мне придется доложить начальнику участка! Выговор получишь! Ты понимаешь? – брызжа слюной, продолжал кричать мастер участка.
– Простите… – опустил я покорно голову.
Я описал ситуацию Роу. Но мое сообщение осталось без ответа. Сегодня я опять не мог уснуть, я ворочался от того, что разочаровал начальство, ведь я так хотел показать, что я могу… И Роу…
Наступила пятница. Сегодня я сел в автобус вовремя. Успел на работу. Но на работе вся бригада на меня косилась, вчера им урезали зарплату из-за меня. Ведь зарплата у нас сдельная, единая на бригаду. Теперь они получат меньше денег. Мне было очень стыдно и Роу не ответила. Но я увидел ее в конце дня. Она, улыбаясь, садилась к какому-то очкастому мужику в черный новый «Мерседес». Наверное, я все понял. Кто я такой, когда у нее есть такой выбор…
Автобус не доехал до моей остановки. Водитель почему-то вывел всех на улицу. Почему, я не услышал. Я сидел в конце автобуса в полностью разбитом состоянии и тихо плакал, повернув голову к окну, чтобы никто не заметил. Пешая дорога до общаги была та же, которую я прошел в тот первый день приезда. Теперь она не казалось такой счастливой, теперь я видел только зыбкую черную тьму с предательскими огнями дешевых реклам. В углу, под неисправным моргающим фонарем у KTV, рвало совсем потерянного парня. Ко мне подошел бородатый бездомный с порванной багряной губой и большим мешком за спиной. Я не понимал, что он говорил. Он продолжал на меня кричать протяжными неразборчивыми словами. Я шел дальше по мигающей улице. Справа, в мелькающей темноте, появилась женщина и поманила меня за угол. Я был полностью раздавлен и пошел бездумно за ней. В переулке переливались розово-красные огни, в темных углах прятались другие женщины, каждая приглашала ладонью к себе. Но сопровождающая меня женщина, как оказалось, была одета в розовую шубку и короткую белую юбку, быстро их заткнула, что-то громко выкрикнув в их сторону. Она повела меня в какой-то гараж, медленно открыла тяжелую металлическую дверь и осторожно завела меня в него. В темноте виднелась раскладушка. Она подвела меня к ней, включила свет, и я увидел обшарпанные бетонные стены и старую протертую раскладушку. В лучах лампы я увидел ее усталое лицо с синими кругами под глазами. И тут я почувствовал блевотное чувство к самому себе… Я быстро отшагнул, открыл дверь гаража и вышел из переулка. Мне было очень больно, плохо, жутко, я ненавидел себя еще сильнее. По возвращении в общежитие я зашел на кухню, достал большой кухонный нож из шкафа. Заливаясь слезами, я приложил вдоль запястья нож и начал прижимать острие. Вдоль лезвия торопливо просочилась алая струя свежей крови. Я почувствовал резаное болезненное жжение…
– А где мой сыночек? – послышалось в коридоре.