Биение сердца (СИ)

- Тебе страшно? – девушка цинично хохотнула, хотя было слышно очередное влажное сопение, происходящее из-за борьбы с плаксивостью. – Что ты знаешь о страхе? Какое самое сильное волнение ты испытывал в жизни? Перед выходом на сцену? Во время получения награды? Когда вошел в комнату ужасов? Ты знаешь, что такое настоящий страх? Хонки, у меня уже была одна операция… Наверное, кажется, что это так просто – как обычный прием у врача. Господи, Хонки, да это как на войну пойти, понимаешь? Эта ночь накануне… - Мина начала всхлипывать. – Невозможно сомкнуть глаз, ведь ты не знаешь, будет у тебя ещё одна ночь или нет? Возможно, это последние часы на этом свете… а рано утром привозят каталку. Ты лежишь, глядя в темный потолок и слышишь, как её везут к твоей палате. За тобой. И каждый скрип колесиков отдаётся оглушающим эхом в ушах. А потом делают успокаивающий укол. Премедикация. Но разве он помогает? Тебя везут в операционную, анестезиологи и хирурги пытаются тебя приободрять и ты им даже улыбаешься, шутишь… а из головы не выходит мысль – конец или не конец? Проснусь я после или уже нет? Что будет, что будет? И когда наркоз начинает действовать, ты погружаешься в сон, понимая, что лучше бы поскорее заснуть и проснуться, но в то же время до отчаяния пытаясь не засыпать, ещё немного, посмотреть на этот свет вокруг… Можешь ли ты понять всё это и испытать этот страх?

Хонки закрыл глаза и пытался проникнуться всем, что говорила Мина, но, как бы ему не было тревожно, жутко за неё, разумеется, оказаться на месте другого и испытать в точности то же самое невозможно. Поэтому парень лишь стискивал зубы и сжимал кулаки, не трогая больше соленых капель, катящихся из-под ресниц.

- Вот видишь… мне кажется, что это всё так серьёзно и важно, а тебе, наверное, всегда будет казаться, что я преувеличиваю и понизившиеся рейтинги продаж альбомов куда более трагичная штука.

- Нет, не будет и не кажется! – Хонки пнул стену. – Нет ничего важнее жизни. Тем более жизни близкого и любимого человека. Да, я ничтожество, если когда-то считал иначе. Но вряд ли я сделал бы это осознанно. Скорее, я не задумывался над такими вещами.

- А теперь задумался?

- Я думаю о многом с нашей последней ночи… веришь ли, нет, но так и есть. Я тысячу раз проклинал то себя, то тебя, не понимая, что произошло и почему ты не хочешь отвечать мне. Как последняя мразь, я не допер сразу же о том, что с тобой может быть, и винил за выкидоны с не подниманием трубки.

- Даже если бы я не оставила телефон дома, я бы всё равно тебе не подняла. – честно призналась Мина.

- Ты имеешь на это право. Ты даже имеешь право в любой момент оборвать разговор сейчас. Я не достоин ни одной секунды твоих нервов и грусти. Если тебе всё ещё неприятно слышать меня…

- Я тоже люблю тебя. – оборвала она не разговор, а лишь его фразу. Хонки остался с открытым ртом, не решаясь радоваться или горевать, ведь если завтра случится худшее, то будет в миллионы раз более острая драма. Любовь, которая была рядом всю жизнь, и которой он мог наслаждаться ежедневно, год за годом, была упущена и, найденная, потеряна в тот же миг.

- Возможно ли это? – потер лоб молодой человек, вновь садясь за стол. – Ты святая, Мина, не меньше.

- А что ещё остаётся в моем положении? – засмеялась она. – Если не любить сейчас, то когда? Это ты всегда временем разбрасывался, не имея подобного моему опыта. Тебе есть когда любить…

- Мина, послушай внимательно и поверь моим словам: что бы ни случилось, каков бы ни был итог завтрашнего дня, твоё время – это моё время, каждый твой час – это мой час. Если я люблю, то только тебя. Моя любовь – вся в тебе. Без тебя её нет. Я всегда чувствовал это, что без тебя внутри меня пусто. Ты моя жизнь и любовь, Мина. Навсегда.

Они замолчали, не решаясь нарушить сладость взаимных признаний и той великой силы, которая поднялась от них ввысь. Через дыхание, малейшие шорохи, передаваемые динамиками телефонов, пара чувствовала друг друга, ощущала присутствие и вздохами словно касались кончики его и её пальцев. Мина улыбнулась и заговорила вновь:

- Это забавно, что мы говорим по телефонам моих мамы и папы. Как-то символична эта принадлежность сотовых двум супругам. – она вовсе не намекала на брак и какую-нибудь свадьбу, это было понятно в настоящей ситуации. Девушка просто говорила всё, что думала, в коем-то веке не собираясь скрывать внутри себя ничего. Для этого теперь не оставалось гарантированного будущего.

- А что? Почему бы и нет, - несмотря на осознанное, не сдаваясь, начал Хонки рисовать радужную картину. – Мы вполне неплохие были бы мама и папа, быть может. Хотя нет, папа из меня, скорее всего, не очень-то, а вот из тебя была бы прекрасная мама… - он услышал, как заплакала по ту сторону возлюбленная. – Что? Прости, я что-то не то сказал? Черт меня дернул за язык, Мина, пожалуйста, не плачь, я больше не скажу ничего такого… ну что ты?