Я испытываю колоссальное облегчение. До этого мы были гимнастами на канате, выступающими высоко под куполом без сетки. Любое осложнение могло привести к летальному исходу. А теперь мы установили параллельное кровообращение и можем отдавать пациенту обратно кровь, которую всасываем, и остановить сердце в любую минуту. Но до этого дело пока не дошло. Для начала мы полностью открываем перикард, и я осматриваю повреждения снаружи. Аорта, этот эстетичный и мощный канал жизни, лежит во вскрытой грудной клетке раздутая и налитая кровью, как павший дракон. О пациенте мы знаем совсем немного, но на протяжении многих лет у него было слишком высокое давление, и труба, соединяющая сердце с телом, незаметно расширялась без каких-либо явных симптомов, пока внутренний слой не лопнул. Вопрос заключается лишь в том, где именно находится этот разрыв и какое количество ткани повреждено. Тянется ли разрыв наверх, к артериям мозга, или вниз, к коронарным артериям? Бывает, что он подбирается вплотную к аортальному клапану, так что приходится заменять или восстанавливать и его. Ровно в том месте, где этот клапан выходит из сердца, большая аорта немного расширена во все стороны. Еще Леонардо да Винчи знал, что это расширение, выпячивание, называемое синусом Вальсальвы, или синусом аорты, закручивает кровь симметричным и прямо-таки гармоничным образом. Смысл этого завихрения и сегодня не до конца понятен, но оно благоприятно сказывается на профиле потока и свойствах текучести. Возможно, в этих завихрениях закодирована информация, которую сердце передает в тело и мозг.
Одно ясно наверняка. Эту трубку необходимо заменить, а это возможно лишь в случае полной остановки сердца и кровообращения. Значит, если пациент выдержит, в ближайшие несколько часов образуется временной отрезок, в котором встанет на паузу не только сердце, но и аппарат жизнеобеспечения. В этой особенной операции это самое необыкновенное. Я даю указание: «Остудить до 18° ректальной температуры». После этого на теплообменнике аппарата жизнеобеспечения кровь охлаждается все сильнее, пока температура тела в кишке не составит 18°. Почему именно в кишке? Каждая мама знает, измеряя температуру тела ребенку в попе, она получит точные данные, потому что это температура внутри тела и потому более достоверна, нежели температура кожи под мышкой. Не меньше часа уходит на то, чтобы через температуру крови охладить человека с 36 до 18°. За это время я успеваю улучшить себе доступ к аорте и ее связям с мозгом и окутать стерильными бинтами таким образом, чтобы обозначить каждый отдельный кровеносный сосуд, получив детальную анатомическую карту.
Хотя в общем и целом люди созданы по одному и тому же чертежу, они вырастают и превращаются в разные растения. Как исключительно редко встречаются два одинаковых лица, так же и наша внутренняя жизнь построена в высшей степени по индивидуальному образцу. Я действую с большой осторожностью, ведь область вокруг аорты, так сказать, заминирована. Одно необдуманное движение, и она может рухнуть, и в результате мы превратим в опасную для жизни ситуацию, которую в данный момент нам худо-бедно удается контролировать.
Примерно при 26° сердце пациента начинает мерцать. Это стало бы причиной смерти у людей с переохлаждением, которые свалились в расщелину между ледниками или барахтаются в ледяном море. В нашем случае эта реакция вызвана намеренно. Поскольку мой взгляд прикован к аорте, а поле моего зрения сильно ограничено очками, стекла которых увеличивают в 2,5 раза, я получаю всю информацию от перфузиолога, не спускающего глаз с мониторов.
– Сердце мерцает.
Я перевожу фокус и теперь вижу это сам. Хоть данная ситуация была вызвана специально, мерцающее сердце – жалкое зрелище. С тех пор, как несколько десятилетий назад мне разрешили присутствовать на первых операциях на сердце, мне каждый раз больно смотреть на то, как это происходит. Эта картина неизменно вызывает сочувствие и жалость и напоминает последние содрогания умирающего существа. Разумеется, я знаю, что сердце – не живое существо, но в каком-то плане оно все-таки им является. Оно похоже на птицу, которая разбилась об оконное стекло и теперь, судорожно подергиваясь, доживает свои последние минуты. Несравненная эстетика движения сердца и его природная мощь отступают. Однако в рамках данной операции остановка сердца является неизбежной, и в конечном итоге именно она приводит к успеху. Мне протягивают большой зажим, и я с особой тщательностью накладываю этот почти 25-сантиметровый инструмент на аорту. Я закрываю ее миллиметр за миллиметром, пока едва уловимый щелчок не подсказывает, что она зафиксирована. У каждой колбаски два конца. Зажим находится в центре колбаски. Та сторона, к которой примыкает сердце, больше не снабжается кровью. Включая сердце.