Биг Сюр

Потому что на четвертый день я заскучал и с удивлением отметил этот факт в дневнике: «Уже скучно?» – Хотя в этом случае меня могли бы спасти прекрасные слова Эмерсона (в одной из тех маленьких переплетенных в красную кожу книг, в эссе о «Доверии к себе», где говорится:"…человек уверен в себе и весел, когда всю душу вложил в работу и постарался») (что применимо и к сооружению обычных нехитрых маленьких запруд, и к написанию таких больших дурацких романов, как этот) – Слова, как звук побудки на заре Америки, Эмерсон, тот который опубликовал Уитмена и еще сказал:» Детство ни от кого не зависит» – Детская бесхитростность простой и счастливой жизни в лесу, когда не подчиняешься ничьим идеям о том, что надо делать, что дoлжно делать – «Жизнь – не оправдания» – И когда пустой и злобный филантроп-аболиционист обвинил его в слепоте по отношению к порождениям рабства он ответил: «Любовь издали это злоба вблизи» (может быть у филантропа были слуги негры) – Так вот еще раз, я Ти Джин Ребенок, резвлюсь, пришиваю заплатки, готовлю ужины, мою посуду (у меня все время чайник на огне и когда надо вымыть посуду я просто наливаю горячую воду в тазик с мылом «Тайд» и замачиваю и вытираю насухо после того как минут пять-десять потру проволочной щеткой) – По вечерам простодушно размышляю о пользе этой маленькой щеточки, из разряда тех медных мелочей, что покупаются в супермаркете за десять центов и которые интересуют меня все же гораздо больше нежели тупой и бессмысленный роман «Степной волк» который я читаю тут в хижине пожимая плечами, этот старый пердун размышляет о сегодняшнем «конформизме» и все это время он думал что он великий Ницше, старый имитатор Достоевского опоздавший на пятьдесят лет (он ощущает себя изнуренным «персональным адом» как он это называет только потому что ему не нравится то что нравится всем остальным!) – Приятнее любоваться днем на оранжево-черные, как у Принсетона, крылья бабочки – А лучше всего ходить ночью на берег и слушать шум моря.

Может мне и не стоило выходить и так пугать и взвинчивать себя по ночам на берегу, все-таки, где перепугался бы любой из смертных – Каждый вечер около восьми после ужина я надевал просторный рыбацкий плащ и брал записную книжку, карандаш и фонарик и отправлялся по тропе (иногда проходя по дороге мимо призрачного Альфа) и проходил под пугающим высоким мостом и смотрел сквозь туман вдаль туда откуда океан угрожающе разевал на меня свою пасть – Но зная местность я шел дальше, перепрыгиваю береговой ручеек, и добираюсь до своего излюбленного угла возле скалы что недалеко от пещер и как идиот сижу там в темноте записывая звуки моря на страницы блокнота (секретарской записной книжки) белые листы которого я способен был разглядеть в темноте и стало быть мог быстро писать не пользуясь лампой – Я боялся зажигать лампу чтобы не напугать людей поглощающих свой уютный ужин там на вершине – (позже оказалось что там некому было уютно ужинать, это плотники включив яркий свет сверхурочно доделывали дом) – Еще я боялся пятнадцатифутовых волн прилива но все же сидел там тайно надеясь что Гавайи не предупреждали о высокой как Грумус приливной волне идущей издалека которую я мог бы пропустить в темноте – А однажды я так испугался что залез на десятифутовую глыбу у подножия скалы а волны набегали: «Круто, он круто врезался в ворота» – «Роу, ру-у, реф-ф» – «Крауш-ш-ш» – Так звучат волны, особенно по ночам – Море говорит не столько фразами сколько обрывками фраз: «Который?.. тот что сплошь?.. тот же, о, буум»… Записываю эту фантастическую бессмыслицу потому что Джеймс Джойс этого не сделал а теперь он уже мертв (и я планирую: «В будущем году запишу иные звуки атлантического прибоя на ночных берегах Корнуэлла, или может быть нежный шепот Индийского океана в устье Ганга») – И я сижу там и слушаю как на разные голоса выговаривают волны по песку: «Ка бум, кирплош-ш, рваться веревочной снасти казарок, все ли ангелы мор-р-рские заарканены?» и так далее – Иногда поглядываю на редкие машины пересекающие высокий мост и думаю что бы они увидели в этой тоскливой туманной ночи если бы знали что на тысячу футов ниже в неистовстве ветра сумасшедший сидит в темноте пишет в темноте – Так сказать некий морской битник, хотя если кому-то хочется назвать меня битником ЗА ЭТО пусть попробует если осмелится – Черные скалы будто бы движутся – Тоскливое и величественное ревущее уединение, говорю вам обычный человек так не сможет – Я Бретон! Я кричу, и тьма ответствует: «Les poissons de la mer parlent Breton» – И все-таки я хожу туда каждый вечер хотя мне так не кажется, это мой долг (это вероятно и свело меня с ума), и записываю звуки моря, и всю эту безумную поэму «Море».