Читаем Биг Сюр полностью

Мы спускаемся старой печальной тропой бхикку, и вдруг я замечаю в траве мертвую мышь – «Малютка мышь мертва», говорю я поэтически умнo, но вдруг понимаю и только сейчас вспоминаю, как сам снял крышку с крысиного яда на полке Монсанто, и стало быть это моя мышь – Лежит здесь мертвая – Как калан в море – Это моя личная мышь, которую я все лето заботливо кормил шоколадом и сыром, но вновь бессознательно нарушил все эти свои великие планы быть добрым по отношению ко всем тварям земным, даже к речным клопам, пусть невольно, но я вновь убил мышь – И в довершение всего, когда мы подходим к месту, где принимает солнечные ванны моя змейка (не ядовитая), и я довожу это до сведения Рона, он вдруг вопит: «Берегись! Вот это змеюка!», и тем самым пугает меня, сердце мое прыгает от ужаса – И в моем сознании маленький друг внезапно превращается из живого существа в злого змия Биг Сюра.

И плюс к тому, по линии прибоя, там всегда валяются на солнце длинные ленты полых водорослей, некоторые просто огромных размеров, как живые, с живой кожей, куски живого материала, что всегда навевал на меня печаль, но вот юный поклонник свинга поднимает их и танцует на берегу танец дервиша, превращая мой Сюр в какую-то морскую суматоху – Суматоху ума.

Всю эту ночь мы поем и вопим у лампы песни, и все в порядке, но утром-то бутылка пуста, и я вновь просыпаюсь с «финальными кошмарами», именно так, как я проснулся в трущобном номере Фриско, прежде чем сбежать сюда, и вновь все это меня настигло, я снова слышу собственный скулеж: «За что Господь мучит меня?» – Но те, кто не испытал даже самых ранних стадий делириума, могут не знать, что это не столько физическая боль, сколько душевная мука, которую невозможно описать тем, кто не пьет и обвиняет алкоголиков в безответственности – Душевная мука так сильна, что чувствуешь, будто предал сам факт своего рождения, и даже родовые муки своей матери, когда она рожала тебя и выпустила, наконец, в этот мир, как будто предал все попытки отца кормить тебя, и растить, и поставить на ноги, и поделиться с тобой своей силой и – Боже – даже учить тебя «жизни», чувство вины так сильно, что начинаешь отождествлять себя с дьяволом, и кажется, что Бог совсем покинул тебя на твою тошнотную глупость – Ощущаешь болезнь в величайшем смысле этого слова, дышишь, сам тому не веря, плохоплохоплохо, душа стонет, смотришь на свои беспомощные руки, их словно сжигает огонь, а ты и пошевелиться не можешь, смотришь на мир мертвыми глазами, на лице выражение жуткого недовольства, словно ангел на облаке, страдающий запором – Ты на самом деле смотришь на мир раковым взглядом, сквозь коричнево-серую шерстяную пелену на глазах – Язык белый и гадкий, зубы изъедены пятнами, волосы словно иссохли за ночь, в уголках глаз огромные комья грязи, нос блестит от жира, пена в углах рта: в общем, это то самое отвратительное уродство, знакомое всем, кто прошел через уличное пьянство всемирных Боуэри – Но ведь радости в этом никакой нет, а люди говорят: «Ну да, он напился и счастлив, пусть проспится» – Несчастный пьяница плачет – Он плачет по маме и папе и великому брату и великому другу, он взывает о помощи – Пытается собраться в кучу, подвигая один ботинок поближе к ноге, но даже и этого не может сделать как следует: или уронит его, или стукнется обо что-нибудь, он непременно сделает что-нибудь, что заставит его вновь расплакаться – Ему захочется закрыть лицо руками и взывать к милосердию, но он знает: милосердия нет – Не только потому, что он не заслужил, его просто нет – Потому что он взглядывает на синее небо, а там ничего, только пустое пространство над его головой складывается в огромное лицо – Он смотрит на мир, и мир показывает ему язык, а однажды эта маска исчезает, и мир смотрит на него большими пустыми красными глазами, как его собственные – Он может видеть, что земля движется, но это не имеет никакого значения – Неожиданный шум позади заставит его рычать от гнева – Он будет тянуть и рвать на себе свою несчастную заляпанную рубашку – Он чувствует, словно лицо его втирается во что-то, чего нет.

Его носки сочатся влажной слизью – Борода на щеках чешется от струящегося пота и раздражает истерзанные губы – Свихнутое чувство, что «больше никаких» и «больше никогда», ах – То, что вчера было прекрасным и чистым, в силу загадочных и непонятных причин превратилось сегодня в большой мрачный горшок дерьма – Волоски на пальцах пялятся на него, как могильная растительность – Рубашка и брюки так приклеились к телу, словно он навечно обречен быть пьяным – Боль угрызений так въедается, словно ее кто-то сверху вталкивает – Симпатичные белые облачка в небе лишь ранят его глаза – Единственное что осталось, это отвернуться и лечь лицом на землю и плакать – Рот так истерзан, что нет и шанса просто сомкнуть зубы – Даже на то, чтобы волосы на себе рвать, нет уже сил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза